Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Мне интересно только то, что в них есть общего: задница, грудь, ножки, губки. Это с ними останется всегда, какой бы дурью они ни занимались. Это основа их предсказуемости. Мне интересны только не меняющиеся элементы, образующие стадо.

Я посредник, я диктатор. Для меня диктатура — рай, потому что я наверху. Демократия тоже рай, потому что в России демократию могут начать строить только «отморозки» от диктатуры, да и то по команде сверху, а там я».

Зазвонил телефон. Он поднял трубку, слегка побледнел. Сказал: «Есть» и положил трубку. Они вышли в коридор.

— Куда — то «жучков» навтыкали, надо проверить. Он дрожал, но не от испуга. Пугать посредника бесполезно и опасно, его даже убить нельзя, на него все и всё замкнуто. Он дрожал от прочитанного, от злости. Оттого, что это были его мысли, но тайные, которые он хотел произнести, но которые некому было слушать. И вдруг он стал слушателем своих собственных мыслей. В голове пронеслись образы своей жизни, третья жена, дети, которым ничего кроме удовольствия не надо, многочисленные просители, пачки денег, сам, вечно не понятно куда и для чего бегущий.

Всё, и за этим больше ничего нет. Ради этого он проживал свою жизнь, а по–простому гробил её на то, чтобы стать самым большим «винтом» в этом стаде? Разве он никогда не задумывался над тем, что можно жить и по — другому? Когда он начал бояться отбиться от стада? Когда стадо подчинило его себе? Но теперь, сейчас он вдруг услышал то, над чем думал сам и на что не мог влиять никак. Эта была не сила, с ней бы он сладил, эта была другая жизнь, от которой он отказался.

Взяв Шалопая за локоть, он произнёс: «Пошли, выпьем чего–нибудь».

Они спустились в «думский» буфет и взяли по 200 граммов коньяку.

— Я посредник, игрок. Я хочу жить нормально и при диктатуре, и при демократии, в аду, в раю.

— То, что ты посредник, с этим никто не спорит. Но быть посредником, в твоем понимании, не так уж и трудно. Для того, чтобы рулить стадом, живущим по давно известным, а главное, установленным другими законам, нужно только внимательно эти законы читать. Но ты не игрок. Ты уже давно проиграл и сдался. Ты посредник в чужой игре. А игрок создает свой мир сам. Он неповторим и индивидуален. Игрок ставит посредников на свою дорогу и пинает их в зад для ускорения. Коньяк согрел обоих, дрожь прошла.

— Ну–ка поясни, кто меня может пнуть в зад, ты что ли?

— Мог бы и я, если бы сам знал, чего хочу. А так как я этого не знаю, то вместо того, чтобы так пнуть тебя в зад, чтобы ты летел, не отклоняясь от заданного мной курса, наоборот, укрепляю тебя в правильности твоих посреднических мыслей. Я не показатель, я еще не игрок — одиночка, я больше «прослойка», из которой они выходят.

Помнишь школьные уроки литературы и стихотворения которые нас заставляли учить: «…одна просторная дорога торная — страстей раба, по ней громадная к соблазну жадная идет толпа. Другая тесная, дорога честная — по ней идут лишь души сильные любви обильные на бой на труд…». Вспомнил?

Жило — было стадо, которое бежало по просторной дороге к богатству, и вдруг, далеко не бедный, хоть и печальный гений Николай Алексеевич Некрасов начинает игру на поражение этого стада и ставит на просторной дороге шлагбаум. Стадо сворачивает на указанную им тропочку, по которой их поведут уже другие посредники. Всё, что произошло после этого стихотворения, Энгельсы, Марксы, Ленины — раньше они были или позже Некрасова, лишь посредники на его дороге, пишущие и обосновывающие правила и законы для стада на указанных им дорогах и тропинках.

Почему именно стадо должно сворачивать с дороги на тропочку? А сворачивать оно должно только потому, что они, посредники, встали на «часах» возле чужого шлагбаума, став самыми большими «винтами» в чьей — то игре. Но Некрасову это уже не интересно, он сделал свою игру, он создал свой грустный, печальный мир. Он игрок, остальные винтики. Но самая для тебя тоска состоит в том, что «первые станут последними».

Посредник, будучи самым большим «винтом», лишь регулировщик, он обеспечивает чужую игру, ему даже думать некогда. Игрок Некрасов, игрок Пушкин, игрок Чехов, игроки Достоевский и Толстой — о, это очень сильные игроки. Посредник, какого бы величия он ни достиг, уязвим, он питается чужим миром, чужим умом. Игрок же строит мир собственный и дает посредникам пинка под зад, я повторюсь, для ускорения, чтобы толпа быстрее прошла его путь и он мог сотворить новый мир.

Странник, оставаясь невидимым, с интересом слушал беседу Шалопая и посредника, но атмосфера Государственной Думы не располагала к анализу беседы. У Странника от разных, «думских» шумов болела голова, и он по–прежнему не знал, где надо искать ответ. Только в голове стучало: «Женщина, женщина…».