Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Странник стал замечать, что в России всё заимствованное с Запада или рожденное собственной властью понимание управления — суть предварительное, а исполняющие ее волю «помазанники» — суть основное.

И когда на основной договор, если он приводит к глупости (СССР-перестройка), накладывается предварительный, то всегда задним умом можно сделать заключение, что он был не так истолкован, или не до конца выполнен. Если же по основному договору что–то удается со знаком «плюс», то наложение предварительного договора позволяет заявить, что это мы, «помазанники», вас научили.

Обычно эти внушения идут с Запада. А уйти от предварительных программ (революция, перестройка — бросим камень — круги пойдут) и доводить их до уровня технических решений никому не выгодно, кроме самой страны. В этом ее стабильность. Но подобная стабильность ни один проект, разработанный на государственном уровне, «не выпустит» в коммерческие структуры, а следовательно не даст разворовывать страну.

Трагедия заключается в том, что раньше этим знанием пользовались только определенные высшие кланы, и следствия были не так заметны. Сегодня это переросло в обычную практику, проблема только в цене, которую с тебя возьмут за внедрение предварительной (пробной) технологии, и в том, кем ты себя хочешь видеть. Отцом ли приватизации, или «русской демократии», или более скромно «МММ». Все это ведет к разрушению всех укладов и всех форм жизни.

Странник понял, что даже соприкоснувшись с земной «святостью», он не только не приблизился к выполнению своего задания, но даже ещё более отдалился. «Святость» оказалась чернокнижной.

Наблюдавшие за ним небесные чиновники по–прежнему не могли разобраться в том, что же происходит на Земле.

Шалопай своей рукописью продолжал донимать посредника. Посредник, удобно расположившись в его «думском» кресле с интересом рассматривал кабинет, в котором, вроде бы, вершились судьбы страны и мира.

— Что ты написал? О чём эта чушь? — вопрошал посредник.

— О России, и о таких, как ты в ней, словом, о том, кто есть кто, — огрызался шалопай.

Он был автор, а посредник одним из персонажей. Возмущённый персонаж сидел у него перед глазами и читал ему мораль.

— Это не обо мне книга. Я игрок, посредник, а не страдалец. Мне плевать на путешественников, странников, личности, индивидуальности. Меня интересует стадо. В стаде размыты индивидуальности. В стаде все винтики, и все эти винтики предсказуемы.

Серж молчал и смотрел на экран телевизора. Шла предвыборная агитация. Какая–то женщина, похожая на японочку, заходилась в истерике, объясняя телезрителям свою позицию по национальному вопросу. Она истерично орала в микрофон, что поднимать национальный вопрос подло, что это прерогатива негодяев.

Со своих мест в зале вскакивали дамочки похожие на неё и кричали: «Правильно, молодец». Какая — то старушка, видимо, узнав, что СССР и ОБХСС [14] больше нет, и вернувшаяся на заре демократии обратно в Россию, старалась больше всех. Она вся дёргалась и выкрикивала фамилии своих друзей, обиженных русскими, и их национальности: армянин такой — то, грузин такой — то, еврей и т. д.

Этих, истерично кричащих, было меньшинство, но сам этот ограниченный контингент лиц, выступавших против национальностей, был, как ни парадоксально, одной национальности. Все остальные в зале, несмотря на подавляющее большинство и, что самое интересное, тоже одной, но другой национальности, стыдливо молчали.

Эта другая национальность вымирала «ударными» темпами, по статистическим данным с 1991 года по 800 тыс. в год. Это были русские по духу, по менталитету. Ударили по правой щеке, подставь левую. Но эта баба, очень похожая на японочку, и ее соратницы были более русскими, по государственности, чем все остальные в этом пристыженном зале.

Эти злые бабы пробились во власть, зацепились за нее и теперь выступали посредниками между ней и народом. Они по российскому властному праву теперь душили народ этой непонятной страны. Странная страна. Закрыты границы или, наоборот, открыты, мозги чиновников все равно в постоянной изоляции, и пример этих базарных баб был очень показателен.

Посредника привлекли телевизионные выкрики, и он минуты две внимательно слушал «расходившихся» бабёнок. Затем, нервно зевнув, сказал: «Видишь этих дур и дураков, они предсказуемы. Обидели их, теперь обижают они. Им сунули бабки, они сняли штаны. Об этом надо писать. Не ныть, а сравнивать. Где аналогии? Где альтернатива? Смотри на этих дур и дураков непонятной национальности и вероисповедания, у которых нет ни семьи, ни Родины, и сравнивай. Бабы и обабившиеся, они везде одинаковы, но в твоем разумении у француженки шарм, у англичанки холодность, у немки порядок. Тебя они как индивидуальности интересуют, как сёстры. Мол, Россия и Франция две старые сестры. Франция игрива, кокетлива, опытна, словом б-ть, всё время учит Россию, что и как делать. А Россия — дура с толстым задом — не успевает увернуться. Ах, уже засадили, ах, почему? Тебе это интересно. А мне похрену.