Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

Мишь посчитала на пальцах, сколько часов осталось до этого времени.

— Судя по твоему сложению, можешь выпить стаканов пять, и то успеешь протрезветь. Так что растрясем кошелек пана профессора, пускай и обратно едет зайцем!

— Ничего подобного, обратно я поеду как приличный гражданин, с билетом. Вся прелесть исключительных моментов сохраняется в памяти лишь с одним условием: если они так и останутся исключительными. — Он кинул Миши красноречивый взгляд. — Да, не забыть бы главное, зачем я здесь. Это касается тебя, Пирк.

Мишь, притихшая, несмотря на легкое опьянение, недоверчиво посмотрела на Крчму. Разве может быть что либо более главным, чем то, что вы сказали мне? — прочитал он в ее глазах.

— Известно ли вам, друзья, что я участвую в домашнем квартете?

Мишь, словно просыпаясь, удивленно подняла брови, откинулась на спинку стула.

— Мы столького о вас не знаем, что вы удивитесь!

— Да, я играю на виолончели, причем необычайно скверно. Поэтому из всего «Американского квартета» Дворжака наш камерный ансамбль исполняет разве что четвертую часть, а уж вторую, эту коварную lento d-rnoll, — только если заткнуть оба уха. Но нас постиг удар: вторая скрипка не вернулся из командировки на Запад, и это нас совершенно подкосило. Недавно играли мы трио Гайдна в обработке Зандбергера — слезы, да и только. Мы были как автомобиль, у которого не работает одна свеча из четырех, не говоря о том, что выбор партитуры для трио невелик. — Излишне размашистым жестом он положил руку на плечо Пирку. — Так вот, взываю к тебе: заполни этот пробел своей скрипочкой! — Он смерил глазами гренадерскую фигуру парня. — А тот субтильный стульчик в стиле бидер-мейер, на котором сидел переметчик, я велю укрепить за свой счет!

— Сдается, до моего прихода вы успели опрокинуть стаканчиков дюжину! — Пирк, вежливости ради, обращался как бы к обоим. — Это мне да пиликать в салоне?! Да я и «Шла девица в огород» не сыграю, коли над головой у меня будет люстра венецианского стекла!

— Тринадцать лет назад, на школьной вечеринке, ты так играл «Были когда-то чехи юнаками», что все мамаши прослезились. И далеко не во всех салонах венецианские люстры.

— А кто еще в вашем квартете?

— Один доктор — он мою жену лечит, один старик, главный конструктор с Колбенки, я — и Павел Пирк.

— Да вы что! В такой компании машинист будет вроде… вроде как монашка в баре… Нет, когда я так волнуюсь, не получаются у меня параболы…

— Параболы или гиперболы — не важно, — стала успокаивать его Мишь, он отмахнулся от нее локтем.

— Согласись — ради Мариана, — сказал Крчма.

— А Мариан тут при чем? — насторожилась Мишь.

— Наша первая скрипка, этот доктор, дружит с профессором Мервартом, а тот — начальство Мариана. А Мариан дружит с Мишью. Согласись хотя бы ради Миши, потому что, как человек партийный, ты должен знать, что все взаимосвязано.

Пирк вдруг разом смягчился.

— Прямо будто слышу ваши лекции со школьной кафедры, — пробормотал он растроганно.

Крчма внезапно стукнул кулаком по столу:

— В пятницу, в шесть вечера, у доктора Штурсы — и точка! А будешь в рейсе — позвонишь мне, и мы отложим пиликанье!

Дочка заведующей трактиром подошла убрать пустые стаканы.

— На посошок еще две порции грогу, а этому пану — молочко, это пан машинист, он на службе, алкоголь ему заказан, доченька! — подвыпивший Крчма погладил удивленную девушку по голове, после чего наклонился к Миши. — А ты слушай меня хорошенько: сейчас беги к папе, а если он спросит, почему ты такая веселая, сваливай все на своего бывшего классного. О том же, что ты, так сказать, прямо-таки уже профессионально проваливаешься по анатомии, об этом ему лучше не докладывай. Потому что ты обязана закончить медицинский и встать на собственные ноги, поскольку ни на одного мужчину положиться нельзя— посмотри хотя бы на меня…

Еще поднимаясь по лестнице, Крчма слышал детский крик.

— Здравствуйте, пан профессор. А Камилла нету дома, — встретила его Павла и тут же устыдилась собственной неловкости.

В комнате, не слишком просторной, стоял знакомый густой воздух — смесь запахов от нестираных пеленок, молока, детской присыпки, — и было здесь слишком тепло.

— По правде говоря, я и не рассчитывал застать Камилла. У меня в расписании окно на целых три часа, да и шел-то я мимо вашего дома. Вот и подумал — зайду-ка взглянуть на внучка…

— На внучка?

— О, простите — на крестника.

Вообще-то я даже и не оговорился, но как (и зачем?) объяснять все это молодой мамаше? Крчма, согласно обычаю, похвалил орущего младенца («мальчик здоровенький, а сколько у него уже волосиков, и много ли прибавляет в весе?»), и вдруг в нем поднялся внутренний протест против такой, поколениями обкатанной, лести.