— Человек, возможно, в состоянии уклониться от несчастья, которое обрушивается на него извне; но не скроешься от несчастья, которое взращиваешь в себе сам. Теперь же я просто обязан рассматривать свою жену как больную, и развод с ней был бы насилием над человеком в известной мере беззащитным… А мне кажется, надо стараться жить так, чтоб обходиться без насилия, на какой бы ступени власти ты ни стоял.
Семафор предупреждал о повороте, Пирк стал сильно тормозить. Крчма вдруг усмехнулся:
— Рассуждать на подобные темы, когда в нарушение закона едешь зайцем, да еще на паровозе, пожалуй, малость неуместно. Перевернем-ка пластинку: твои-то дела как? Есть у тебя девушка?
— Целых две; одну придется послать к… с одной придется покончить, только знать бы, с какой. Обе чем-то хороши, а чем-то — нет, с женщинами не так-то просто, вы еще узнаете… то есть вы это уже знаете. Но, как человек умный, жду вашего совета… о господи, когда я веду машину, не соображаю, что говорю. Я хотел сказать, жду, что вы, как умный человек…
— Стой, Пирк, вольно! Я тебя понял, смотри лучше, как бы сам не пустил контрпар…
Но вот и Клатовы. Крчма поблагодарил начальника поезда за любезность; на лице «деда» читалось облегчение— многократное нарушение инструкций сошло без последствий.
Мишь спрыгнула с высокой платформы служебного вагона; увидев Крчму, сделала круглые глаза — и тотчас на лице ее расцвела радость.
— Как славно, что вы не бросили нас еще в Бероуне! И я прямо сейчас могу сказать вам три словечка…
— Только три? Что ж, давай!
— Я несчастная дура.
— Да что ты? Это тебя какой-то грубиян оговорил! Она кивнула, уцепилась за его руку, потом послюнила
кончик платочка и без всяких околичностей стерла грязное пятно у него под глазом.
— А я целых сто километров вел поезд, это когда мы мчались со скоростью сто тридцать в час и обогнали парижский экспресс, и сам в топку подбрасывал, и давал, и за водомером следил, и контрпар включал, когда надо…
— А я здорово промерзла…
— В таком случае приглашаю вас на грог, друзья!
— Сначала я должен машину поставить, — Пирк повел на паровоз носом, блестевшим от масла. — Тут сразу за вокзалом есть забегаловка, буду там через двадцать минут, да с умытой шеей!
Заняли столик; Мишь погрела руки, обхватив стакан с горячим грогом, потом подняла его, чтобы чокнуться с Крчмой.
— И давайте сотрем все, что было, ладно?
— И не подумаю. — Крчма отхлебнул грогу. — Стереть— да ни за что! Всегда буду вспоминать эту сцену, как из редких светлых минут… Ведь сегодня исполнились сразу две мои мечты. Во-первых, я управлял паровозом, а во-вторых, ты впервые посмотрела на меня как на мужчину.
Он иронически прищурил на Мишь глаза, сделал глоток, подумав про себя, что пьет-то для храбрости.
— И вовсе неважно, что посмотрела ты на меня с отвращением, как на старого развратника, который вздумал покупать любовь… Но даже и так — лучше, чем все время быть Робертом Давидом, у которого слишком много общего с ангелами, в том числе и бесполость… Правда, предлагая тебе материальную поддержку, я действительно был ангельски бескорыстен, был тем Робертом Давидом, которого изобрела ваша потребность в идеале. Вы заколдовали меня, (Втиснули в этакий нечеловеческий образ, и я изо всех сил старался держать марку, хотя мне частенько бывало здорово тесно в этом маскарадном костюме — и смешно.
Он помолчал, чувствуя, что переигрывает иронию и чуть ли не склабится.
— Но ты, принцесса, сегодня меня расколдовала; и как думаешь поступить теперь со мной, а, Эмма?
Он старался говорить развязно, но в голосе его слышалась робость.
То, что он непривычно назвал ее настоящим именем, сбило Мишь с толку; она долго молчала. Наконец он отважился посмотреть ей в глаза — они глядели на него почти с любовью.
— Наверное, я заколдую вас обратно, Роберт Давид, — мягко проговорила она. — Понимаете, без Роберта Давида я не умею представить себе жизнь… без вашей духовной поддержки, чтобы было ясно.
Кто-то с грохотом открыл дверь «забегаловки».
— Мы здесь! — помахал Крчма из своего темного уголка — это вошел Пирк. — У тебя, парень, особый дар являться вовремя!
Пирк в два глотка осушил стакан горячего грога.
— Ваше приглашение распространяется только на одну порцию или на несколько? — спросила у Крчмы Мишь.
— На все, сколько одолеете.
— Ты когда едешь обратно? — повернулась она к Пир
— В восемнадцать тридцать восемь, — ответил тот с точностью железнодорожника.
Читать дальше