Сорок тысяч… Были бы у меня свои деньги — отдал бы их Павле, по крайней мере так это делалось раньше..
— А что заем будет беспроцентный — берусь устроить: пусть это будет вклад отца в борьбу против лейкемии…
— Благодарю, Камилл, от всей группы и от себя. Это с твоей стороны тем благороднее, что сейчас я ничем не смогу тебе отплатить…
Знал бы ты, что именно сейчас ты мог бы оказать мне услугу: при твоих связях найти хорошего гинеколога… Конечно, принцип «ты — мне, я — тебе» претит мне, он умаляет значительность великодушного поступка; и все же…
— Ты будешь удивлен, Мариан, но как раз.
Звонок в передней прервал его, горничная доложила о гостье, и в комнату своим плавным шагом вплыла Ивонна.
— Одним выстрелом двух зайцев, that's excellent! [39] Это превосходно! (англ.).
— раскинула она руки.
— Ты пришла убивать нас?
— Двух суперменов класса? Нет, поцеловать вас на прощание, мальчики! Вернее — Камилла. К тебе я собиралась отдельно, так что теперь я сэкономила дорогу через пол-Праги, — погладила она Мариана по лицу.
— Опять на охоту, суперкрасотка? — Мариан мгновенно подхватил старый школьный стиль разговора, — Куда теперь?
— Каким тоном ты разговариваешь с замужней дамой? У Камилла занялся дух. Мариан выдохнул:
— Вот это гол! Congratulation! [40] Поздравляю! (англ.).
— И кто же этот счастливец? — глухо спросил Камилл. Ивонна плюхнулась в кресло.
— Мне бы самой хотелось знать, — она от души рассмеялась. — Какой-то Джон Цигфельд, лейтенант армии США во Франкфурте-на-Майне. Заочно попросил моей руки, и я не возражала. В американском посольстве выпили и мою честь шампанею «Вдова Клико», и дело с концом.
— Свадебная ночь без жениха… И ты не намекнула кому-нибудь из нас, чтоб мы заменили мистера Цигфельда? — упрекнул ее Мариан.
— Мистер Цигфельд уже прислал своего заместителя. Некоего мистера Ника Марло, он за мной прикатил на машине; как вы, при вашей сообразительности, уже, несомненно, поняли, я выйду за этого заместителя, как только разведусь с мистером Цигфельдом,
— Одним словом, у Ивонны мировой размах, — сказал Камиллу Мариан. — Но для чего такие сложности?
— По известным причинам Ник может жениться только на американской гражданке. И она сидит перед вами, друзья!
Камилл вышел в прихожую, сказал что-то горничной.
— А как на это смотрят твои? — вернувшись, спросил он Ивонну.
— Отец, заложив руки за спину, мрачно шагает от кухни до гостиной, а мама день и ночь рыдает: «Что ты с нами сделала? Для того ли мы дали тебе жизнь, чтобы потом потерять тебя?» А я отвечаю: «От души благодарю вас за этот благородный дар, но теперь эта жизнь — моя. Уж коли вы кому-то что-то подарили, нечего потом указывать, как ему с этим поступать». Немного их успокоило то, что я велела ничего не трогать в моей комнате. Когда приеду домой погостить, хочу, чтобы мои вещи лежали там, где я их оставила. А потом я скоро приглашу стариков в Сан-Диего, где они смогут омыть ноги в водах Тихого океана и собственноручно рвать с деревьев апельсины.
— Будь к ним снисходительна, скажу я вместе с Робертом Давидом, — произнес Мариан. — Похоже, что, начиная с некоторого, не слишком преклонного возраста, родители гораздо больше нуждаются в детях, чем дети в родителях.
Камилл посмотрел на него. А как у тебя в этом отношении? Может быть, ты даже рад, что тебе не надоедают нуждающиеся в детях родители? А впрочем — шляпу долой перед Марианом: в сущности, он уже с пятнадцати своих лет — сирота, а я не слышал от него ни одной жалобы…
Горничная внесла поднос с бутылкой и тремя бокалами.
— «Вдовы Клико» у нас нет, но, полагаю, миссис Цигфельд будет снисходительна к нашим скромным возможностям. — Камилл ловко откупорил бутылку, пробка выстрелила в потолок, шампанское с шипением наполнило бокалы точно до краев. Видишь, горькая моя любовь, оба мы держали путь на запад, только я-то доехал до Рокицан, а ты — до Сан-Диего. Просто ты высадила меня по дороге, что тебе делать со мной, рыцарем Печального Образа, любовником портних и почтовых служащих? Моя печаль в эту минуту совсем иная, чем думаете вы оба, она куда более приземленная, а потому и куда печальнее…
Камилл поднял бокал. Пузырьки тихонько лопались, пауза затягивалась — господи, как сказать, чтобы не прозвучало формально и чопорно — но и не сентиментально, что я-то не имел у нее успеха… Да и в глазах Мариана можно прочесть, что это я из-за него заранее подвергаю цензуре свое выступление. Но теперь он в затруднительном положении: не может же он оставить нас с Ивонной наедине и исчезнуть, когда бокалы полны…
Читать дальше