Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

— Пока ничего конкретного. Так, мысли, предположения. Говорят, изыскивают средства для радикальной помощи земледельцам, а при нашем послевоенном размахе это не мелочь: понадобится будто бы чуть ли не шесть миллиардов. И в чьем-то сдвинутом мозгу якобы родилась идея, что эту сумму могут полностью покрыть те, у кого есть деньги. У нас в стране, говорят, тридцать пять тысяч миллионеров.

Ноздри тонкого носа Павлы сузились от сосредоточенного внимания. По ее темным карим глазам всегда было трудно прочесть, что происходит в ее душе. Но литератор, как зоркий наблюдатель, обязан подмечать и другие признаки: нервную игру пальцев, тесно сжатые губы.

— Но это будет ужасно… для твоих родителей… — испытующе посмотрела она на него.

Он жестом гуляки закинул руку за спинку стула.

— В противном случае эти шесть миллиардов должны будут заплатить двенадцать миллионов тех, у которых счета в банке далеки от миллиона. — Но такая несправедливость непозволительна…

Какая? Первая или вторая? — засмеялся Камилл.

— Тут не до смеха. Разве тебя это не касается?

— Меня — нет. Обладание земными ценностями не дает человеческой душе ни чувства уверенности, ни ощущения безопасности, говаривал Роберт Давид,

— Ох этот ваш Роберт Давид…

— Но у меня нет к деньгам должного интереса.

— А этому следовало бы научиться, Ты ведь единственный наследник вашего магазина.

Я бы никогда не смог расхаживать в белом халате, помогать за прилавком, следить за всем, незаметно, но энергично подгонять нерасторопных продавщиц и вслух приветствовать знакомых покупательниц: «Добрый день, милостивая пани», а пожилым даже прибавлять: «Целую ручки!» Но вместо этого он сказал:

— Так где же мы проведем уикенд, Павла?

Она вдруг как-то робко заглянула ему в глаза, в забывчивости бросила сахар в свой кофе, и скулы у нее почему-то покраснели.

— Если мне не станет плохо — поедем в Кршивокла…

— А почему тебе… Ты заболела? — встревожился Камилл.

Беспокойство его усилилось: Павла не отрывала от него какого-то умоляющего взгляда, губы ее задрожали, как ему показалось, от страха, а вокруг глаз засветилась радость: вдруг она наклонилась к нему и покорно прижалась лбом к его плечу:

— У меня… у меня будет ребенок, Камилл… Панорама Праги расплылась перед ним в тумане, дух захватило — сладковатая судорога в области живота, как это бывает при головокружении, и будто что-то бесшумно рушилось, — и захлестнула его холодная уверенность, что из этих обломков свое представление о будущем ему уже не сложить… Давление в горле ослабело — он снова мог дышать. А впереди пять семестров в университете… Другие студенты в двадцать четыре года еще вовсю наслаждаются свободой и молодостью, не задумываясь об оседлой жизни в теплых тапочках у семейного очага. А на плече всхлипывает будущая мать моего ребенка. Боже мой, как в романчиках для сентиментальных дам и девиц.

«Я не знаю, что делать, Камилл».

Вереница набегающих решений, как в ускоренном фильме. И все имеют привкус, весьма далекий от рыцарственности. Однажды, в минуту доверительной близости, отец дал ему полезный совет: «Любись только с теми девушками, на которых ты, если другого выхода не будет, мог бы жениться…» Почему я так легкомысленно пренебрег этим добрым советом?.. Ведь отец — не всегда и не во всем просто человек с душой торговца, которого я, как мне в последние годы казалось, интеллектуально перерос,

Камилл глубоко вздохнул.

— Но ведь это счастье, Павла. Мы поженимся, а мальчику купим игрушечный поезд… Только пускать поезд буду я сам, потому что малыш будет еще очень глупенький. Ну не плачь.,

Ее заплаканное лицо озарилось неподдельным счастьем. Ах, боже, и почему некоторые вещи в действительности получаются, как в дешевых дюжинных романах? Независимо от того, происходят ли они с дюжинными людьми или с недюжинными поэтами?..

— Если будешь в форме, приходи к нам в воскресенье обедать, я познакомлю тебя со своими. А в Кршивоклаты поедем — ну, хотя бы на следующей неделе.

Камилл рассматривал гостя в любопытном ожидании: не часто случается, чтобы этот чересчур занятый наукой Мариан (не разыгрывает ли он такую занятость перед Мишью, да и перед остальными тоже?) уделил частицу своего драгоценного времени, чтобы навестить товарища.

— Когда узнаешь, зачем я по правде к тебе явился, твоя радость малость померкнет, Камилл.

Он медлил, видно, колебался, стоит ли ему говорить.