Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

Но Ивонна не рассердилась.

— Я пока в роли статиста… — Она вдруг изменила тон. — Как будто вы, умники, не знаете, киностудия в Гостиварже сгорела! Говорят, опять саботаж… Из-за этого все отодвигается.

— Зато ты хоть успела соорудить себе шикарное платье, — показал Пирк на Ивоннино декольте. Придвинул ей аперитив. — Опрокинь-ка, разгони малость кровь, а то замерзла, поди, в таком голом…

— Ивонна, что же ты с нами делаешь? — раздалось с противоположной стороны. — Мы-то думали, ты двинешь прямиком в Голливуд, а ты все еще в массовках какого-то „Провала“?

— Чтоб вы потом не удивлялись и в интересах объективности, — встала Мишь на защиту Ивонны, — могу под присягой подтвердить, что, когда недавно я была у Мандёусеков, соседи позвали Ивонну к телефону, а звонили ей из американского посольства!

Ошеломленная тишина — будто после взрыва петарды. Заподозрить правдивую Мишь в лжесвидетельстве не посмел бы никто.

— Не хочешь ли объяснить нам это Ивонна? — взбил Крчма знакомым жестом усы.

— Если позволите, пан профессор, пока — нет. Со временем все само разъяснится.

Почти все выпили как по команде, разговор оживился, но вместе с сигаретным дымом над столом как бы еще возносилось торжество Ивонны.

Она стала обходить тех, кто, подобно преданным рыцарям, не выскочил приветствовать ее.

— Привет, альпинист, — хлопнула она по плечу Гейница. — Вообще-то тебе следовало бы поставить бутылку Пирку. Кабы не он, стояло бы теперь перед твоим пустым стулом только фото в черной рамочке.

— Да не одну: нас было семеро! — подхватил Пирк.

— Эти семь бутылок по праву должен бы выпить пан профессор, — проговорила Мишь. — Нам бы тогда и в голову не пришло пойти на поиски Гейница.

— Ну что ж, Гейниц у нас — авантюрист, — сказала Ивонна своим ласково-ироническим тоном. — Цифирная душа, вынюхивает цифры, как шпион, а у шпионов жизнь — сплошное приключение…

Половина присутствующих повернулась к Гейницу; от тяжелого смущения шрам на его скуле налился красным. Чертова девка! Такой безвредный и, в сущности, беззащитный парень, а она превращает сегодняшнюю вечеринку в пытку для него, подумал Крчма. Но, прежде чем он собрался прийти на помощь Гейницу, это сделала Мишь.

— Не обращай на нее внимания, Гонзик. Ты больше всех нас заслуживаешь похвалы. Не будь ты тогда таким остолопом, не образовалась бы наша Семерка, и было бы очень жаль.

Гейниц втянул голову в плечи: кроме шрама, у него теперь покраснели и уши.

Обе вы заслуживаете подзатыльника, подумал Крчма. Правда, Мишь не так уж виновата: просто, как это с ней часто случается, ее милосердное вмешательство вышло неловким.

Общее веселье возобновилось; первая в классе мамаша гордо показывала карточку своего Петричка. Мариан, мысленно витавший где-то, не слушал, о чем разговор, и теперь вежливо спросил, мальчик это или девочка?

Ивонна засмеялась своим низким альтом над его рассеянностью и заговорщически подмигнула Крчме. Красавица класса! Он вспомнил, как еще в четвертом классе, к неукротимой ярости Ивонны, мама иногда поджидала ее у школы. А когда их шестой класс поехал на убогую, согласно условиям протектората, прогулку за город, родители Ивонны явились к вокзалу — проверить издали, действительно ли едет весь класс.

За последние три года она необыкновенно расцвела. И вот эта красивая, немного бесцеремонная молодая женщина, с золотыми волосами до плеч и глубоким декольте, стоит перед первым серьезным распутьем. Удастся ли мне добиться, чтобы эта, судя по всему, целеустремленная личность, отлично сознающая свою прелесть, сумела бы восхищаться, скажем, радугой на небе или тончайшей паутиной на утреннем солнце, сумела бы просто из любви к человеку совершить то, что не принесет ей лично никакой выгоды? Что-то подсказывает мне — эта девушка станет, как говорят немцы, моим.

Ивонна словно почувствовала, к кому устремлены мысли Крчмы, — подошла выпить с ним и со школьным служителем. Пан Понделе скептическим взглядом окинул ее эффектный вечерний туалет.

— А мне твое платье кое-что напоминает! Ивонна вопросительно подняла брови-ниточки,

— Только, девонька, не знаю, осмелюсь ли, ведь столько лет прошло…

Соседи по столу навострили уши.

— Осмельтесь, пан Понделе!

— Во втором классе, как всегда перед каникулами — или это было в третьем? — пришел в школу фотограф. Мамочка уж и тогда наряжала тебя, только по-старомодному, всякие там рюшечки, бантики, воланчики…