Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

А Ивонна уже опять — просто товарищ.

— Ты меня любил, я тебя тоже немного, Камилл. Прости меня и не поминай лихом; чем так — лучше вообще не вспоминай.

После нее осталась пронзительная тишина и аромат ее любимых «Rêve d'or» [41] «Золотая мечта» — марка духов (франц.). . Жизнь обожает жестоко иронизировать, подумал Камилл чуть меланхолично, заставляя себя думать о Павле; но это ему не очень удалось,

Гости садились в машины.

— Где же Гейниц? — оглянулся Камилл.

— Сбежал, — ответила Мишь. Впрочем, этому никто не удивился, как и тому, что Руженка прислала извинение: на свадьбе Камилла у нее сердце истекло бы кровью.

Вместо исчезнувшего Гейница по тротуару приближалась знакомая полотняная каскетка.

— У кого же вы были свидетелем, юноша? — Тайцнер ткнул пальцем в букетик мирта с белым бантом на лацкане Камилла.

— У самого себя…

— С ума сошли! — чуть ли не заорал Тайцнер. — Еще лет десять по крайней мере могли бы гоняться за девками! Нужно вам было так рано надевать хомут на шею?

— Нужно, — улыбнулся Камилл, жестом успокаивая Павлу — она расслышала эти слова и с несколько возмущенным видом ждала его у такси. Зевак, к неудовольствию пана Герольда-старшего, прибавилось: ни к чему семье человека, которого обложили высоким налогом как миллионера, привлекать внимание слишком пышной свадьбой.

— Видно, сегодня пропал наш литературный разговор, — Тайцнер с укоризненным видом вытащил из портфеля уголок рукописи Камилла. Тот мысленно хлопнул себя по лбу: в этой свадебной суматохе напрочь забыл…

— Придется позвать к обеду еще одного гостя, — успел он шепнуть матери. — Примите приглашение выпить с нами рюмочку за здоровье моей жены! — обратился он к Тайцнеру.

— Здоровье молодой жены — дело серьезное, — просиял Тайцнер. — Только как сочетать с праздничным столом мои солдатские башмаки и вельветовые брюки? Я-то себя в них чувствую хорошо, но как будете себя чувствовать вы рядом со мной?

— Мы приглашаем вашу душу, а рядом с ней мы будем чувствовать себя так, словно тело ваше облачено в роскошный костюм и лакированные туфли.

Наконец вереница машин тронулась через город к южному шоссе; миновав Збраслав, начали взбираться вверх к Иловиште. После получаса езды первая машина с паном Герольдом свернула в лесистую долину и, обогнув длинный пруд, остановилась. За ней подъехали и остальные, празднично одетая толпа вывалилась из машин.

— Вот вам и свадебный подарок — целый пруд! — шепнул Пирк молодоженам.

Но тут сияющий, растроганный пан Герольд повел рукой в сторону полого поднимавшейся лужайки: у опушки леса белела новизной постройка, нечто среднее между просторной избой, бунгало и асиендой. Пану Герольду прекрасно удалось скрыть от молодоженов эту роскошную летнюю резиденцию: Павла только теперь поняла, и у нее задрожал подбородок — она даже не сознавала, что стоит с открытым ртом, как Алиса в Стране чудес; потом не удержалась и со счастливыми слезами бросилась на шею сначала Камиллу, потом пану Герольду и, наконец, свекрови. Пани Герольдову впервые за сегодняшний день охватило эгоистическое умиление, свойственное тем, кто дарит, — она обняла сноху и прижала ее заплаканное лицо к своему.

Мишь с некоторой озадаченностью издали наблюдала счастливых молодоженов. Взглянула на Мариана: интересно, какие мысли пробегают сейчас за его высоким лбом?

— Это называется — как бедной девушке счастье повалило, — сказала она вполголоса Мариану,

— А ты — тоже бедная девушка — правда, в духовном смысле как раз наоборот. — Он взглядом сравнил Мишь с сияющей невестой. — Но не будем предаваться напрасным иллюзиям: ни на что подобное не рассчитывай.

Бац! По крайней мере — откровенная речь рыцаря с поднятым забралом, и не очень-то утешает то, что эту речь можно объяснить с двух точек зрения. Мишь предпочла лишь одно объяснение:

— Я бы все равно побоялась жить здесь, в таком уединении!

Мариан оставил это замечание без комментариев.

В просторном холле гостей встречал треск огня в очаге, на полу у камина — шкуры, на низком столике — срезе огромного пня — большие игральные кости, между ними замешалось несколько орехов и девственной нетронутости книга записи гостей в роскошном кожаном переплете.

— Прямо скажем, скромное оформление, — прошептала Мишь Мариану.

— Постарайся упрятать подальше свое оскорбленное эстетическое чувство, все это приготовлено не для тебя; а Павла, как видишь, на верху блаженства.