Геннадий Комраков - Прощай, гармонь!

— Глупой, — хохотнула Татьяна. — От жиру бесишься…

Посмотрит Пантелей на себя в зеркало — тошно делается. Бриться перестал давным-давно, с бородой в тайге способнее. Переведет взгляд на рамку под стеклом, где рядками было напихано фотокарточек разных до черта, найдет себя, бравого, у развернутого знамени части, удивляется: неужто в самом деле я? И еще тошнее делается на душе у Пантелея. Уйти бы… Бросить все, да уйти… Во двор выйдет: как уйдешь? Каждая палочка во дворе его. Каждая щетинка на загривке борова для него растет. Посмотрит Пантелей на поскотину: в деревне такую ферму не разведешь. Нет, жить нужно здесь, может быть, все еще поправится. Принесет Татьяна дитя, ради него жить нужно.

Отойдет вроде бы Пантелей, раздумываясь хорошенько. Опять за рыбалку возьмется, со скотиной управляется, порядок в хозяйстве наводит. Татьяна в такие дни на него не нарадуется, во всем угодить старается, как на бога смотрит. Но замечает Татьяна, все чаще и чаще на Пантелея вроде бы столбняк находит. Косить пойдет — литовка из рук валится. Сядет на крыльцо — сидит, сидит, как неживой будто…

— Для чего все это? — думал Пантелей. — Неужели так и вся жизнь пройдет обочиной? Неужели главное — рублем шуршать? Дед Щепанов тоже шуршал, а помер, даже червонца золотого в зубах не зажал… Кончать нужно! Уходить.

Решился Пантелей с Татьяной по-серьезному поговорить.

— Давай уедем… К людям уйдем, проживем… Бросим давай заимку…

— Уедем? — взвилась Татьяна. — Бросим? А что здесь твоего? Что тебе бросать-то?

— Не шуми, — попросил Пантелей. — Давай толком разберемся… Ты пасеку держишь. В колхозе все знают, что я при тебе состою без пользы для дела. А ведь тоже могу работать. Вон хоть на трактор…

— На мыло не заработаешь! — зло бросила Татьяна.

Поругались они тогда, а все без толку. Татьяна весь день ходила надувшись и больше не разговаривала с Пантелеем. Только ночью она к нему на сеновал пришла. Пантелей на сеновале спать устроился, слышит — Татьяна взбирается по лестнице.

— Паня, ты здесь?

— Здесь… Чего тебе?

— Скучно мне одной, Паня… Где ты?

Нашла Пантелея в душной тьме сеновала и тихо рядом легла.

— Паня.

— Ну, чего?

— Зачем ты так, Паня? Жили ведь… Разлюбил? Куда тебя тянет? Как без леса проживешь? Вот осень настанет…

Тихо журчал ласковый голос Татьяны, и Пантелей, невольно прислушиваясь, думал: а в самом деле, куда тянет? Чего искать? Может быть, и впрямь от жира зуд в душе?.. И уже лежала Татьяна на плече Пантелея, и уже думали они совсем о другом. Думали, как выгоднее продать поросят, куда осенью мед везти. Опять отошли от Пантелея смутные думки. И, может быть, ничего бы не было, жил бы Пантелей по-старому в свое удовольствие, да случилась беда.

Беда поначалу с поросенком приключилась. Пантелей, отогнав корову пастись, сидел у стола и пил чай со свежим вареньем из ревеня. Слышит, во дворе поросенок верещит. Думает, так что, пустяк… А поросенок верещит все сильней да сильней.

— Сходил бы посмотрел, — предложила Татьяна.

Вышел Пантелей, смотрит у ямы, где он глину для хозяйственных нужд копал, матка мечется. Знать, в эту яму поросенок упал. Матка кружится, чуть не прыгает туда, чтобы своему детенышу помочь.

— Э-э, дура! — прикрикнул Пантелей на свинью, толкнул ее ногой от ямы и, недолго думая, спрыгнул.

Только он хотел напуганного поросенка в руки взять, как на него сверху свинья возьми и свались. Пантелей на свинью орать, а свинья она и есть свинья, человеческих слов не понимает. Она видит, что ее детенышу опасность грозит, значит защищать детеныша надо. И начала свинья в той яме зубами рвать Пантелея. Пантелей, растерявшись, лицо рукой закрыл, так она руку от локтя до запястья вспорола. Пантелей упал, ногами хочет озверевшую скотину отпихнуть, а она ему в икру вцепилась, кусок мяса так и вырвала. И тесно-то в яме, не развернуться Пантелею, и отбиться он от свиньи не может. Поросенок визжит, свинья диким зверем ревет, а Пантелей все больше матом сыплет. Кое-как поднялся на ноги да из ямы прочь. А свинья — откуда у нее, жирной, прыть взялась? — за ним! Пантелей к дому бежит, свинья его за ноги хватает, так и норовит порешить человека. Татьяна всю эту картину в окно увидала и в рев. А что? Заревешь, когда из дому вышел мужик как мужик, а через две минуты бежит обратно на себя не похожий, в кровище весь. Татьяна Пантелею навстречу:

— Да что случилось-то, Паня?

Пантелей молча мимо Татьяны, и в сенцы. Там у него под застрехой в тайнике автомат припрятанный. Выхватил Пантелей автомат, щелкнул затвором.