Геннадий Комраков - Прощай, гармонь!

— Мало рябчика, — пожаловался Пантелей.

— А я вот калинки набрал… Люблю подмороженную.

— Давай пособлю, — предложил Пантелей, забирая у старика корзину.

Шли не торопясь, к заимке пришли в сумерках. Дверь им Татьяна отворила. Пантелей, как увидал ее, так и застыл на пороге. Но уже через мгновение сдернул с головы заячий треух, низко поклонился ей и спросил старика, притворно сердясь:

— Ты что же это, дедуня, от женихов ее прячешь? Что-то в деревне я ее не видал!

— Кому нужно было — нашел, — певуче сказала Татьяна.

— Неужто опоздал? — засмеялся Пантелей.

— Урсатьевы сватов засылали неделей, — пояснил старик.

— Урсатьев?! — воскликнул пораженный Пантелей. — Да когда успел-то?

— Сено летом возле нас косили, присмотрел… — вздохнул Щепанов.

— Ой, не прогадай, девка! — шутливо подбоченился Пантелей. — Куда спешишь?

— Коли было бы вашего брата побольше, — лукаво улыбнулась Татьяна. Улыбнулась совсем не по-девичьи, открыто маня.

В тот вечер старик угостил Пантелея знатной медовухой, несколько лет в бочонке выдержанной. Татьяна у стола хозяйничала, не суетясь, но проворно. Затуманилось в душе у Пантелея, пока он на Татьяну глядел. Эх, хороша! И завидно ему стало, что не его женой она будет, горько стало, что обошел его Николка, корешок старинный.

Поднявшись из-за стола захмелевшим, попросил Пантелей Татьяну:

— Проводи с крыльца, хозяйка… Темно на улице, упаду.

— Слабой ты, оказывается, парень, — засмеялась Татьяна. Однако набросила полушубок и первой вышла.

В темных сенях Пантелей ее за плечи схватил, повернул к себе лицом и прошептал жарко:

— Ты не знаешь, какой я… Вот я какой…

И нашел ее губы своими.

Сколько крови Пантелей Урсатьеву попортил — никакому учету не поддается. Дед Щепанов в скорости помер, Пантелей за него остался. От колхоза ему, как пасечнику, трудодень шел, а на пасеку Пантелей и не заглядывал. Только когда мед качать — поможет, в другое же время Татьяна сама управлялась с пчелой, а Пантелей совсем осатанел, злостным браконьерством занимаясь. Как где какая пакость в лесу или на реке сотворена, ищи Пантелея. Ищи свищи… Водил Пантелей Урсатьева за нос, не попадаясь, и повода прижать себя на давал. Урсатьев перед председателем колхоза вопрос ставил, чтобы Пантелея с заимки убрать, заставить его работать в деревне. А председатель что? У него один разговор: лучшая пасека, прибыли дает больше, чем молочная ферма…

Однажды совсем было Урсатьев крест на Пантелее поставил, совсем было ухватил его с уликами, да опять не вышло ничего, ушел Пантюха, посмеиваясь. Случилось так. Позвонил Урсатьеву бригадир:

— В лес наши ездили. Двух лосей нашли у Черного камня. Прямо около дороги кто-то завалил, пихтовой лапкой забросал и снегом сверху… Убиты недавно, видать.

Урсатьев, не мешкая, коня запряг и погнал к Черному камню. Уверен был, что дело это рук Пантелея. Сохатых Урсатьев нашел, как и рассказывали, под скалой, снегом приваленных. Девятилетний бык сложил свою рогатую голову, пересекая дорогу по направлению к осинникам. За ним свалилась подруга, горбоносая комолая корова. Здесь и оставил их преступник, надеясь, наверное, что до ночи никто не найдет. Осмотрел Урсатьев лосей, еще больше уверился: Пантелея работа. Быку три пули в левую лопатку вошло, лосихе в голову две.

Долго Урсатьев ждал Пантелея, мысли не допуская, что за лосями кто-то другой придет. Солнце уже село, мороз в лесу заухал, затрещал ветками деревьев, а Урсатьев ждет. Луна над Черным камнем повисла, конь совсем застыл, покрывшись густым куржаком, а Урсатьев все ждет. Сам замерз окончательно, но решил дождаться браконьера. И дождался. Только не оттуда, куда часто поглядывал, не со стороны деревни. Топал Урсатьев по дороге, согревая вконец озябшие ноги, повернулся, а перед ним собака стоит. Сразу узнал — Пантелея лайка. Стоит, оскалившись, и недобро смотрит. Урсатьев собаку потихоньку зовет и шепотом уговаривает:

— Молчи… Молчи, Белка. Иди ко мне…

Урсатьев шаг вперед сделал, Белка отскочила в сторону и залилась колокольчиком звонким. Облаяла Урсатьева и ходу назад. Понял Урсатьев — таиться нечего, вышел из-за скалы, прислушался: воз едет, снег под полозьями в ночи скрипит. Вскоре опять на дороге собака показалась, а за ней Пантелей собственной персоной впереди воза идет. Узнал Урсатьева, остановился:

— Вот так встреча! Ты что здесь, Колюшка?

— Иди-ка сюда, — позвал Урсатьев к убитым лосям.