Геннадий Семенихин: Прощай ринг

– Тише, товарищи! – полный человек в песочного цвета костюме, с едва заметной бледной клеткой, с розовыми щечками и волной каштановых вьющихся волос постучал замысловато раскрашенной авторучкой об открытую бутылку боржоми, из которой выходили пузырьки, и обвел взглядом восьмерых членов тренерского совета и худенького юношу с забинтованной рукой в синем свитере с белой каемкой на воротнике. – Так как будем решать? Обстановка архикритическая. Победа в последнем бою нужна нам как воздух. Тогда мы увезем на Родину кубок. – Он с надеждой посмотрел на скромно потупившегося юношу и, понизив голос, вкрадчиво продолжал: – Нас постигла огорчительная неудача. Сережа Горшков, одержав победу в полуфинале, повредил руку. Ту самую руку, которой наносит в поединке свой завершающий коронный удар. Врачи сделали все, что могли. Будем откровенны. Кроме него победить из нашей сборной Суареса никто не сможет. Решающий поединок завтра. Так как?

В распахнутые окна врывалась разноязычная речь спортсменов и зрителей, покинувших зал соревнований на перерыв, голубое, без единого облачка небо обдавало землю нестерпимым зноем: с ним не в силах были бороться лопасти двух вентиляторов, бешено вращающиеся под низким потолком. Восемь членов тренерского совета были похожи на восемь богов, решающих быть или не быть мирозданию. Над столом затруднительное молчание, головы лысеющие, седые, увенчанные модными пышными прическами.

– Так как? – с улыбкой повторил человек в песочном костюме и строгим холодным взглядом скользнул по лицам.

– Что прогнозируют врачи? – не поднимая головы, спросил пожилой тренер с узким, не поддающимся загару лицом в суровых глубоких складках. – Есть ли надежда, Олег Викторович, что оставшиеся сутки отдыха что-то изменят?

Полные губы председательствующего сложились в улыбку.

– Дорогой Михал Михалыч, – неопределенно развел он руками. – Врачи не маги, но будем считать, что время лучший целитель. Кажется, со времен Авицены признано полагать, что это так. – Но высокий седой тренер вскочил с несвойственной его пожилому возрасту стремительностью и гневно возразил:

– Да при чем тут Авицена! Привыкли мы покрываться афоризмами, а здесь судьба человека решается. Да, да, не кубка, а человека. У Сергея громадное будущее, он, не исключено, станет первой перчаткой страны, самого Клея может победить в перспективе, а если мы его завтра выпустим на ринг, то еще одна травма, и судьба его будет решена совсем по-другому. И вообще я не понимаю! – вдруг сорвался седой тренер. – Не понимаю, что происходит! Ведь человеческий организм не бесконечен, он имеет свои ограничители. А мы из него пытаемся порой выжать даже невозможное, как будто бы это реактивный самолет, которому можно все увеличивать и увеличивать скорость, либо космический корабль, способный на бесчисленные витки.

Розовые щеки председательствующего сначала побелели, а потом лицо его покрыла волна бурого цвета.

– Все? Высказались, Михаил Михалыч? – спросил он, поднимаясь из-за стола. – Тогда можете быть свободным, дальнейшее обсуждение вопроса мы продолжим без вас.

– Как знаете, – возмущенно выкрикнул тренер и, повалив на своем пути стул, направился к выходу.

Что-то дрогнуло в лице председательствующего, и, стараясь поскорее взять себя в руки, он, смягчаясь, произнес:

– Стареет Михаил Михалыч, стареет. А ведь какой боксер когда-то был. Разве мы забудем о его победах на ринге. Но годы есть годы. И теперь нельзя с такими взглядами руководить подготовкой боксеров. На пенсию пора. Впрочем, может, я погорячился и его надо вернуть.

Члены тренерского совета молчали. Олег Викторович плотно сжал побелевшие губы, налил в стакан из бутылки боржом, но не стал пить, а решительно отодвинул. Взгляд его остановился на забинтованной руке молодого боксера. Тот, не изменяя своей позы, сидел с опущенной головой и, как могло показаться, с самым безучастным видом рассматривал носки своих новеньких ярких боксерок. Будто бы они его интересовали больше, чем собственная судьба, которая решалась.

– Вот герой всей нашей олимпиады, – постарался улыбнуться председательствующий. – Он лучше всех нас понимает, какое ответственное испытание на его долю выпало. Да – травма. Да, есть определенный риск. – Лицо Олега Викторовича вновь зарозовело, ион воскликнул: – Но ведь это риск во имя Родины, во имя всей нашей страны. Победа Сережи Горшкова, а я в ней не сомневаюсь, войдет в золотой фонд советского спорта. Здесь на чужой земле его будет поддерживать не только наша группа болельщиков, но и сотни тысяч соотечественников, прильнувших к телеэкранам. Разве не так! – Он сделал паузу и патетически воскликнул, обращаясь уже к одному лишь молодому боксеру: – И потом, товарищи, Сережа совсем недавно вернулся из армии, а в армии вся служба и жизнь проходит под девизом: воин, выполни присягу. Я не ошибаюсь, Сережа?