Геннадий Комраков - Прощай, гармонь!

— Не может… Ах, он не может! — тяжелая челюсть Витулина выдается вперед, на скулах обозначаются желваки. В такие минуты, глядя на Жана, я имею полное представление о жестокости викингов. — Он пойдет! — обещает Жан. — Он обязательно пойдет…

Мы идем часа три, но кажется, что целый день. Впереди, как всегда, Витулин. К его вчерашнему грузу прибавился тяжелый штатив. Я сверх нормы, определенной мне еще на Угыр-Хая, несу чайник и рюкзак. Где-то позади нас тащится Димка. Он сгибается под древней тяжестью бивня. Даже рота стопроцентных викингов отступилась бы от Димки с его бивнем. А обрусевший латыш Жан Витулин спасовал на первом же шагу. Фокин закатил ему настоящую истерику и наотрез отказался нести свою долю.

— Я запишу тебе прогул, — пригрозил Жан и сам смутился, почувствовав, как нелепо прозвучала его угроза в безбрежной тундре.

— Пиши два прогула! — орал Димка. — Все равно не понесу!

— Подохнешь один без жратвы! — гневно раздувая ноздри, сказал Витулин.

— Подохну! — взвизгнул Фокин. — Подохну!

И непонятно было: соглашался ли он помереть в обнимку с мамонтовой костью или предупреждал, что вся ответственность за гибель молодого романтика ляжет на нас. Как бы там ни было, но Жан плюнул на Димку и молча взвалил на плечо штатив.

Жан ушел далеко вперед, а я не трогался с места. Мне хотелось посмотреть, как Димка поволокет свою кость. Димка прежде всего повесил на шею гитару. Потом поставил бивень на концы, подлез под него, как под коромысло, и поднялся.

Фокин здоровый парень, но тащить по тундре такую загогулину — немыслимое дело. Через двести шагов Димка остановился перевести дух. Я подошел к нему. Димка отбросил сетку накомарника на голову, потому что на ходу даже с легкой ношей в накомарнике трудно дышать. Тыльной стороной ладони Димка давил на лице комаров, и пот, смешанный с кровью, струился по лоснящимся щекам. Он был и страшен и смешон с бивнем мамонта на плечах и гитарой на груди.

— Димка, что ты делаешь? Брось…

Димка тоскливо посмотрел на меня и тихо сказал:

— Уйди… Уйди!

Когда меня вежливо просят, я всегда ухожу. Я не злопамятен, но эту сцену Димке припомню. Потом. Когда к нему вернется человеческий облик.

К полудню мы вышли на берег безымянной речушки. Это уже здорово, значит скоро Анабар!

Речушка извивалась по тундре, плоской, как полигон. Холмы остались позади. Это хорошо и плохо. Хорошо потому, что в пойме даже жаркое лето не иссушит воду. Плохо потому, что по сухой тундре идти все-таки легче… Но в первое время мы не думали об этом. Самое главное — вода! Чистая, к тому же проточная. Мы, не сговариваясь, стали раздеваться. Когда в воде — комары не страшны. Мы долго купались, радуясь, что вода в речушке оказалась очень теплой.

По берегам речушки рос чахлый тальник, и мы — о боже, какая роскошь! — поставили полог в жидкой тени. Мы собирали плавник, долго разжигали костер, варили чай. И все молча. Если говорить, то нужно говорить о Димке. Димка до сих пор не пришел… Мы пили чай. В первый раз за вторые сутки. Я вспомнил пот и кровь на лице Фокина и сказал:

— Скотина…

Это можно было бы отнести на счет комара, которого я только что прихлопнул на щеке, но Жан сразу же спросил:

— А если он не придет?

— Он нас бросил, — ответил я.

— Так не бывает, — покачал головой Витулин, — один не бросает двоих. Двое бросают одного.

— Он бросил нас, — стоял я на своем.

— Закон тайги: помогай человеку…

— А он нам помог?

— Ему плохо, — вздохнул Жан. В такие минуты, глядя на него, я верю, что есть на свете люди, готовые отдать все, чтобы кому-то было хорошо. — Надо идти навстречу…

Идти никуда не пришлось. Димка просто сбился с нашего следа и вышел к речушке выше по течению. Мы увидали его, когда он был совсем близко. Он шел по берегу медленно, заметно пошатываясь. Кость гнула его к земле, гитара по-прежнему болталась на груди.

Не дойдя до полога десятка шагов, Димка сбросил с плеч бивень, снял гитару и сам лег на живот, обхватив голову. Лежал он долго, так долго, что Жан хотел было к нему подойти. Однако, Димка зашевелился. Подтянув колени, он поднялся на руки и на четвереньках пополз к воде. Умывшись, Димка долго пил. Жан не вытерпел, подошел.

— Мы чай сварили, иди…

Димка, не ответив, встал и направился к рюкзаку. Из рюкзака он достал начатую плитку чая, отломил от нее кусок и на наших глазах принялся спокойно жевать.

— Ты что, совсем спятил? — спросил Жан.