Ибрагим Рахим - Судьба

— Вот эта. — Он показал и стал поправлять загнувшиеся уголки обложки. — Простите, Азиз Хазратович. Я никому не скажу. Вы нетрезвый. Но я… не обходил этого никогда и обходить не хочу. — Он спрятал партбилет. — Стар уже… Удивляюсь я вам, молодым…

И хотя у Хазратова были седые волосы, вокруг лысой головы сзади и на висках, для тихого человека, закрывшего дверь его дома, он был молодым.

В благословенные времена не надо было затрачивать слишком много усилий, чтобы узнать будущее. Стоило только взять карандаш, клочок бумаги, написать на нем волнующий вопрос и засунуть записку в ветровое отверстие надгробия Исмаила Самани в парке культуры и отдыха нашей Бухары, полной самых неожиданных чудес. Через некоторое время с другой стороны, в таком же отверстии, появлялся ответ. Если он вам нравился, вы одаривали монетой одного из мальчишек, обтирающих спинами кирпичные стены мавзолея. Вы не скупились…

Обожженный кирпич мавзолея золотился… Разбегаясь, плоские плитки вычерчивали затейливый орнамент, нежный и неповторимый. В оные времена народные мастера не знали других украшений, кроме этой узорчатой кладки. Ночами, под молодым месяцем, бледный кирпич завораживающе голубел. Красив и загадочен мавзолей Самани, и недаром его ветровые отдушины назвали воротами судьбы.

В самом деле не даром, если вспомнить, что за каждый ответ в руки мальчишек ложилась монета, а из их рук, как и полагается, она попадала к автору ответов.

Сколько-то лет назад археологи, изучающие гробницу, обнаружили подземный ход и солидное вместилище под узорчатой кладкой, где, кроме двух гробов, мог спокойно усесться в предначертанный аллахом вечерний час кто-то живой. Например, автор ответов. Но ведь его никто не видел…

И когда подземный ход был замурован, ответы стали приносить, как вестники судьбы, те же мальчишки. Наступление науки религия истолковывала как преследование и добивалась снисхождения. Ведь преследуемых жалеют. Она тоже ученая, эта религия…

В один далекий тоскливый вечер Джаннатхон прошла по тенистой аллее к стрельчатой арке мавзолея, полюбовалась им и сунула в руки мальчишки записку, адресованную прямо аллаху, не кому-нибудь. «О аллах! Будет ли у моей подруги Яганы ребенок?» Может быть, с тех пор все и не клеилось у нее в доме оттого, что аллах рассердился на нее? «У таких богомерзких людей не бывает детей», — ответил он. Но ведь Джаннатхон послала записку от доброго сердца. Ее никто не просил об этом. Просто Ягана сидела вечером в гостях и так завидовала, глядя на живот Джаннатхон, беременной последним сыном, что подруга не выдержала… И за плохой ответ она хорошо заплатила…

Было это давно, уж и сын пошел в школу, уж и о записке она забыла, но один человек не забыл о ней.

— Старуха! — крикнул он. — Где ключ от моего сейфа?

В последние недели Халим-ишан стал рассеянным и сердитым. Жена принялась искать, но ключ оказался у него в поясном платке. А сейф был самый настоящий, небольшой, но крепкий, он стоял в нише за подушками. Раскидав подушки, ишан открыл дверцу железного шкафчика. Жена следила, обомлев и молясь аллаху. Она знала, что в этом шкафчике не хранится добрых бумаг. Муж нашел, читал и перечитывал записку, и она не выдержала, спросила:

— Что это?

— Очень сильная записка. С этой запиской я весь их род смешаю с грязью. И верну Оджизу домой!

Больше он не сказал ни слова; так он слишком много сказал женщине. А жена трепетала: она не призналась своему господину, что видела Оджизу, и опять стала молить бога, чтобы дочь скорее вернулась домой, но уже здоровой, и чтобы ишан этому не помешал. Трудно приходится аллаху — даже одна семья просит его о разном!

Трудно приходится и Халиму-ишану.

До Огненного мазара он добрался на «москвиче», а там пересел на ишака. Зад его отвык от жесткого ишачьего хребта. Но туда, куда направил свои мысли Халим-ишан, «москвич» не проберется. А ишачок не увязнет в песках…

И вот топали шустрые ноги напоенного животного по зыбучим барханам, терлись о верблюжью колючку, разгоняя ежей, а ишан все думал и думал свою думу. Жизнь учит, что за пазухой надо держать камень, а в руке пряник. И раньше, чем вынуть камень, стоит поманить пряником. Халим-ишан рискнул разыскать Хиёла и миром покончить дело. Пусть к нему придет Сурханбай. Пусть попросит о свадьбе. Пусть все будет, как угодно аллаху, он не станет противиться его воле и желанию молодых. А тогда уж он сумеет заставить новых родственников поработать на него или хотя бы не работать против. Да и половина позора сразу улетучится…