Ибрагим Рахим - Судьба

Хазратов спешил: еще до уборки хлопка были созданы две строительные бригады из нанятых рабочих. Ремонтировали гараж, пристраивали к нему мастерские, навес для тракторов и сельскохозяйственных машин. Главный механизатор из недавнего посыльного на побегушках вдруг стал важной фигурой с ключами в руках от всей техники и горючего. В машинах чуял Хазратов силу и твердой рукой вводил в колхозную жизнь промышленные порядки. На любой рейс — путевка, на каждую каплю бензина — наряд…

Как-то вечером к нему прибежал домой возбужденный колхозник, вытирая сальные руки о рубашку, стал рассказывать, что получил телеграмму — сын возвращается из армии; вот зарезал барашка, зовет к себе председателя, будут соседи, а сейчас просит машину, к поезду, встретить сына. Ему пришлось раза три повторить, пока Хазратов понял, в чем дело. Машины он не дал.

— Опоздаю, — сказал тот.

— Надо было раньше…

— Работал.

— Где?

— На автобазе.

Широколицый, в фуражке с глянцевым, надломленным козырьком, он улыбался, объясняя все сначала в четвертый раз, ругая почту, радуясь приезду сына, который, конечно, будет работать механизатором, подсчитал, сколько километров до вокзала и обратно, и не знал, куда кидаться — бегом на вокзал или готовить плов. К тому же мать собирается.

Но Хазратов не ронял авторитета переменой решений. А закон для всех один: для личных нужд колхозный транспорт не давался. На плов он не пошел и уж не знает, как они там встретили демобилизованного. Да и самого солдата не видел, — вместо того, чтобы стать механизатором на уборке хлопка, солдат ринулся строить газопровод, деньга прельстила, конечно… Вот вам и родители на доске почета! Он позвал партийного секретаря, чтобы обратить внимание на возмутительный факт, а тот, пощипывая усы, сказал:

— Обиделись они.

— На кого?

— На вас, Азиз Хазратович. Сына встретил на дороге, со станции шли пешком, плов соседи доварили. Зря вы к ним не заглянули, хоть бы скрасили… Сказали словцо для сердца.

— Сердце мое на работе. И у них должно быть там.

— Акбар Махмудов передовик… И жена тоже… Как назло! — улыбнулся секретарь, подхлестывая то ли невольно, то ли намеренно самолюбие Хазратова. — А сердце — оно не только на работе, оно и дома…

— Значит, мне ходить по улице и нюхать, из какой трубы идет запах плова? Не буду.

— Не войдешь в дом — не войдешь и в сердце, — только и заметил секретарь. — Плохо получилось.

— Плохо получилось, что их сын уехал из колхоза. Из-за обиды сразу бежать!..

— Он экскаваторщик.

— У нас для него дело есть.

— Говорит, не хочу я золотым карасям пруды рыть, когда в колхозе ни лишней копейки, ни лишнего грамма горючего…

Вон как уже заговорил! Золотым карасям!

Возле чайханы начали рыть большой, как Ляби-хауз, водоем. Не понимали, как его не хватало Бахмалу. Не понимали, что изменения должны быть на виду, иначе что же это за изменения?.. Конечно, хауз мог бы и потерпеть, но Хазратову не терпелось. И в том далеком дне он видел, как сидели гости на паласах возле пруда, нахваливали Хазратова и кормили рыб, а те угодливо виляли хвостами. Рыбы виделись золотые и красные… И эта фраза о золотых карасях особенно задела Хазратова.

— Без него построим, — оборвал он разговор.

Но к Акбару Махмудову решил присмотреться.

До сих пор, глядя в тот, одному ему ведомый день, он как-то не видел лиц. Автомобильного слесаря, бывшего арбакеша, он рассмотрел на доске почета, и хорошо, что случай привел его сюда. Всё всё нуждалось в обновлении! Если они передовики, то надо сверху золотом написать: «Слава передовикам!» И выглядеть они должны, как передовые люди. Что это за обросший человек в клетчатой рубахе без одного зуба? Бригадир-овощевод? Разве ему некогда побриться и не на что вставить зуб? Безобразие! Старуха с кипой хлопка у груди… Чего она его так обнимает? Никто не собирается отнимать. Косынка на самых глазах. Нет, нет!

Он велел пригласить хорошего фотографа и всех переснять в праздничных платьях и костюмах. Стариков и старух вообще поменьше… Щит для доски сделали новый, красиво выкрасили, все чин чином. Только одного он не заметил, что так удивило Сурханбая… На прежних снимках были живые люди, уставшие и счастливые от работы, и Сурханбай жадно завидовал им и понимал, откуда у них берется счастье. А эти не знали, куда смотреть, куда деть руки, не занятые ничем, и выглядели парадно и жалко… Но, может быть, так и требовалось — ведь Хазратов был большим начальником, он лучше знал. Кишлачные остряки бросали на ходу: