Ибрагим Гаджиев - Пульт с тремя кнопками

В большой гостиной собралось общество людей высшего ранга. По крайней мере они так себя позиционировали, а насколько это совпадало с реальностью судить оставалось только их современникам. Там же мы можем услышать гул их тихой беседы, увидеть их притворно задумчивые лица, понять причину, по которой нам довелось их тут встретить.

Похороны. Вчера не стало Фрэнка Халфмона. Как показало вскрытие, видимых причин умереть ни у его организма ни у него самого не было. Именно поэтому мы с вами и решили обратить внимание на этот особый случай, ведь будь всем известно почему 48-летний мужчина внезапно покинул чат, то какой был бы смысл посвящать этому время и тратить бумагу?

Фрэнка обнаружили через неделю после фактической смерти. Тревогу забили семья, друзья и коллеги, так как недельное молчание было весьма нетипично. Вот они как раз и стоят тут сейчас, облачённые в тёмные одежды, попивая дорогой алкоголь из коллекции усопшего, а кто-то сидит в его дорогущих кожаных креслах, и все они пытаются выдавить из себя истории.

Этими историями, наши скорбящие, если можно так выразиться, соревнуются, кто из них имел большую близость и интимность с Фрэнком, кто из них знал о нём больше остальных и кто был всегда добр и не может себя упрекнуть за неподобающее отношение к нему.

Первым начал вещать старший брат, Андер Халфмон, который был убеждён в их святой братской связи.

"В детстве мы с Фрэнни жгли костры и мама ругала нас, когда мы возвращались за то, что от нас пахло горелым. А это, кстати говоря, была идея Фрэнка. Мы тогда с ним баловались сигаретами, которые я воровал у соседки, а чтобы скрыть запах табака было принято решение пропахивать костром." Тут Андер засмеялся, но взгляд его был направлен в пустоту. Он отпил виски и его тихий смех превратился в какое-то непонятное мычание в стакан.

Никто из присутствующих не мог судить об искренности его скорби, только потому что каждый сам боялся, что его с трудом натянутая маска спадёт. Но тут важно задать вопрос, о чём скорбит тот или иной участник ритуала. Андеру вполне возможно было просто жаль себя, ведь уход брата означал только безжалостно утекающее время и сияющий на горизонте конец его жизни тоже. Всю свою жизнь, будучи старшим в семье, Андер находился в тени более успешного, более мудрого Фрэнка. В детстве он не мог простить младшему это превосходство, в отрочестве пытался загладить вину за детское насилие, а повзрослев перестал с ним общаться. Масштабы того превосходства увеличивались чуть ли не по часам, когда Фрэнку удалось поступить в престижный колледж и за каких-то пять-шесть лет стать ректором высшей школы экономики N.

К 30 годам, когда жизнь Фрэнка била ключом, 33-летний Андер чуть не угодил в тюрьму за распространение запрещённых средств. Мать их к тому времени, вдоволь натерпевшись выходок старшего сына, умерла, а по тому единственным, кто имел родственную обязанность помочь, был младший. Андера вытащили из этой передряги, устроили на работу секретарём и обеспечили жильём. К его чести, стоит отметить, что он не пренебрёг помощью и даже сумел сделать какие-то успехи по работе.

Однако оставалась дыра, которую Андер не мог ни заполнить, ни сшить в себе. Зависть. Он понял, что это чувство его снедает, что каждое его слово – брызг кислоты, и самое страшное, что он не может это прекратить. Его распирало от этого и от чувства несправедливости и он старался по возможности не контактировать с Фрэнком до сегодняшнего дня.

После того, как все изобразили ностальгическую грусть по детству, речь перешла к тёте Флёр, которая в свои восемьдесят должна была шарахаться от смерти, а тем более смерти родственника, как от огня.

"Ох, в детстве Фрэнк был таким отзывчивым и добрым мальчишкой, что я, признаюсь, не могла не насмехаться над этой наивностью". Все слушающие резко обратили взоры на старуху, как бы осуждая её за неуместную прямоту. "Нет, вы не подумайте, я в хорошем смысле. Вот например, кто из вас знает о том, что Фрэнк хорошо пел и танцевал?". Старые глаза заговорщически бегали по сторонам, как бы ожидая интереса со стороны тех, к кому тётя Флёр обращалась. Не дождавшись никакой реакции она продолжала:

"Я всегда ему говорила, что он творческий человек и ему стоит над этим работать. Конечно хорошо, что он подался в академический мир, но, я полагаю, он добился бы большего став певцом или шоуменом". Скрипучий "высмех", если такое слово есть, а ведь только оно может описать этот непонятный звук вышедший изо рта старушенции, заставил всех слушателей вздрогнуть.