— Ты думаешь?
Фигурки девушек были уже далеко. Они так и не обернулись.
— Ну что ты вытаращился как идиот?! Пошли.
— Эти девчонки… — прохрипел Хирамэ, — в каком они классе, как думаешь?
— Откуда мне знать? Может, в девятом или в десятом. Лучше скажи, что ты чувствовал, когда она встала рядом и стала руку перевязывать?
— Это… я был как во сне.
— Вот именно! Вот именно! Это было что-то, я тебе скажу!
Они уже сели в вагон, а Хирамэ лишь моргал и не мог выжать из себя ни слова.
— Вот как можно отличиться! Ободрал руку — и пожалуйста.
— Угу.
— Что значит «угу»? Больше ничего сказать не можешь? Все-таки у тебя с головой не в порядке.
Вот как оно было. С этого все началось.
Поезд приближался к Киото. Миновав озеро, въехал в тоннель. Пассажиры снимали с полок багаж и готовились к выходу. Воспоминания о том, что было тридцать с лишним лет назад, оживали в душе Одзу в сопровождении горьковато-сладкой ностальгии. Он с болезненной ясностью представил невзрачное лицо Хирамэ, исходивший от него невыразимый запах, все, что хранилось в покрывшихся многолетней пылью воспоминаниях юности.
«А ведь мы тоже такими были», — думал Одзу, провожая взглядом проходивших мимо него к выходу длинноволосого юношу и девушку, судя по всему, его подружку.
Что же было дальше?
Дальше? Вроде они направились к Хирамэ.
Сойдя с электрички на остановке Нисиномиянитёмэ, они пересекли заросший сорняками пустырь. Так Одзу впервые оказался у Хирамэ дома. Он жил в одном из четырех стоявших в ряд одинаковых домов, крайнем справа. Одзу запомнил, что, когда они открыли стеклянную дверь, им навстречу поплыл слабый запах уборной. В комнате Хирамэ, куда они поднялись по темной лестнице, было метров семь. У него на столе выстроилось несколько бутылок, заполненных землей.
— В них живут муравьи. — Хирамэ осторожно, словно имел дело с ценными предметами, указал на них пальцем. В бутылках на самом деле суетливо копошились муравьи.
— Ходы роют, видишь?
— Ну и запашок здесь у тебя!
— Сестра тоже так говорит. Ругается. Я еще мышь держу, только про это никто не знает.
На первом этаже кто-то закашлялся. Наверное, сестра.
Хирамэ аккуратно вытащил из ящика стола маленькую картонную коробку. В ней в изгрызенных капустных листьях свернулся мышонок с красными глазками-бусинками.
— Его зовут принц Кари.
— Это который из приключений Данкити [14] Серия популярных у японских детей комиксов, созданных художником Кэйдзо Симадой в середине 30-х гг. XX в.
?
— Тот самый. Его в храме Эбису продавали.
— Ты все смешал в кучу. Поэтому от тебя так пахнет.
Из-под лестницы донесся голос сестры:
— Идите за чаем.
— Не хотим. Мы сейчас пойдем в Эбису. Дай мне деньжат.
Такой ответ разозлил сестру:
— Дубина! Не смей так со мной говорить!
— Она всегда так, — пожал плечами Хирамэ. — Истеричка.
Одзу плохо помнил, что произошло тогда в Эбису. Они оставили велосипеды на необъятном пустыре и сразу услышали голоса жуликов-торговцев, предлагавших поддельную мазь. По соседству с ними под порывами ветра колыхались два-три тента, под которыми продавали одэн [15] Многокомпонентное народное блюдо, тушенное в бульоне и заправленное соевым соусом. Поскольку строгого рецепта одэн не существует, его содержимое может серьезно отличаться в зависимости от региона и вкусов.
и кусикацу.
— Как бы узнать, как зовут эту девчонку из Конан, — пробормотал Хирамэ, незаметно бросая на землю очередную шпажку от кусикацу. — Увидеться бы с ней еще разок.
У Одзу внутри шевельнулась зависть.
— Ну встретишься ты — и что?
Старичок-продавец, посыпавший мясо мукой, поднял голову и щелкнул языком:
— Я могу пропустить одну палочку, ну две, но это уже слишком. Ты уже пять штук сбросил…
Одзу помнил все до сих пор. С того дня Хирамэ взял обыкновение время от времени, когда по пути из школы домой они приближались в тряском вагоне к Асиягаве, поворачивать к Одзу рыбью физиономию и с умоляющим видом просить:
— Эй! Давай сойдем вместе?
— Завтра же контрольная. Я хочу домой поскорее.
— Это много времени не займет. Всего пять электричек. Ну хорошо, три. Если она не приедет на третьей, я сдаюсь.
— Предположим, ты ее встретил… и что дальше?
Одзу сошел с электрички вслед за растрепанным и неопрятным приятелем, всем видом показывая, что делает это против воли.
Сосновая рощица росла вдоль берега Асиягавы. По обе стороны реки тянулись владения магнатов, в которых даже посреди дня царили тишина и покой. Окружавшие их заборы отбрасывали четкие тени на выбеленный гранит, которым была вымощена дорога.
Читать дальше