— Со мной все в порядке. Просто мне неудобно выступать перед такой большой толпой. Я уже давно не читал лекций. И даже когда читал, то группы были небольшими.
— Он не сможет этого сделать, Глория, — сказала тетя Бесс. — Просто не сможет.
— Должен смочь, — бросила в ответ миссис Уилкотт. — Это уже напечатано в программе. Я всем обещала. — Сказав это, она сразу же улыбнулась, и голос ее вновь зазвучал, как голосок белочки. — Прости, Тео, если ты и в самом деле не можешь, то мне придется сделать это самой. Если ты и в самом деле не можешь. — Потом прибавила: — Но я хотела бы, чтобы это сделал ты. Всего несколько минут.
Папа вздохнул и опустил глаза на стол.
— Что же, я попробую. — Но встав, он качнулся и схватился рукой за стол. Пока я наблюдал за ним, во мне росло незнакомое прежде чувство, чувство гнева.
— Господи, Тео, вид у тебя, как у покойника, — забеспокоился дядя Фрэнк. — Сядь.
— Со мной все хорошо, — сказал он, хотя было очевидно, что это не так. Миссис Уилкотт быстро встала.
— С ним все в порядке, — заявила она.
— Нет, не в порядке, — возразил я. Неожиданно для себя я спрыгнул со своего стула и пошел к папе. — Оставьте его в покое. Ему нехорошо. Оставьте нас всех в покое. — Теперь я стоял между ней и папой. Я едва замечал, что музыка закончилась и что вокруг аплодируют. Миссис Уилкотт попыталась пройти мимо меня, но я не отступал.
Она остановилась и как-то особенно посмотрела на меня, как будто рассматривала какой-то очень далекий предмет, вдруг впервые оказавшийся поблизости. Я чувствовал тепло ее тела, чувствовал, как ее самообладание трещит по швам, как она отпускает повода.
— Ему нехорошо, — повторил я, но уже спокойно.
— А ты помолчи! — выпалила она. — Сядь. Немедленно сядь на свой стул, мальчишка! Я столько сил вложила в этот вечер. Какие же вы все! С вами просто невыносимо! — Голос у нее был такой, как будто вот-вот расколется пополам и я порежусь об острые кромки его осколков.
— Не говорите с ним так! — вмешалась тетя Бесс, с трудом поднимаясь со стула. — И что это значит, «вы все»?
— Господи боже, да сядьте вы все, не устраивайте сцен, — сказал дядя Фрэнк. Он быстро оглядел зал. Люди переставали говорить и некоторые уже смотрели в нашу сторону. Доктор Мак-Доннел совсем развернулся на своем стуле и с открытым ртом пристально смотрел на нас. Потом дядя Фрэнк прибавил: — Да, вообще-то, и в самом деле, что это значит, «вы все»?
Миссис Уилкотт бешено теребила свое ожерелье, скользя пальцами вверх и вниз по цепочке и дергая так сильно, что оно могло порваться.
— Так ты идешь? — тихо спросила она папу.
Папа взглянул прямо ей в лицо и выпрямился.
— Нет. Не иду. — Хотя глаза у него теперь были ясные, а вид нормальный.
После того, как миссис Уилкотт огласила общую сумму сбора и поблагодарила всех за участие в вечере, дядя Фрэнк, тетя Бесс, Томми и я уехали. Как и предполагалось, папа остался с миссис Уилкотт потанцевать и выпить, хотя я предполагал, что он не будет делать ни того, ни другого.
— Эта баба, она штучка еще та, — сказал дядя Фрэнк, когда мы сели в старый «Бьюик». — Она напоминает мне Корки.
— Кого? — спросил я.
— Корки Петерсон. Мою бывшую жену, одну из твоих многочисленных тетушек, которых ты так и не имел счастья лицезреть. Эта особенно выделялась многими качествами.
Когда мы приехали домой, я сразу пошел спать. Я был совершенно вымотан. Томми заснул через минуту и задышал медленно и ровно. Я попытался тоже уснуть, но обнаружил, что думаю о миссис Уилкотт и о своем поступке. Хотя я был смущен и удивлен тем, что сделал, но не жалел об этом. После своего последнего появления на сцене миссис Уилкотт игнорировала меня, и мы расстались не попрощавшись.
Засыпая, я все перебирал события вечера, когда услышал папин голос:
— Тедди, ты не спишь?
Я сел на кровати.
— Нет, то есть да. Почему ты дома?
В темноте он подошел к моей кровати, наступив на одежду Томми, сваленную кучкой на полу.
— Я вызвал такси и уехал пораньше, — сказал он. — Не думаю, чтобы мое отсутствие кого-нибудь огорчило. — Он сел ко мне на кровать. Даже в темноте я видел, как он устал. Мешки под глазами были как мягкие горные хребты. — Тебе понравился вечер?
— Нет, — ответил я. Какое-то время он сидел, а его опущенные плечи образовали дугу. — Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Хорошо. Наверное, у меня был простой страх сцены. Когда я начинал читать лекции, то был молодым и легкомысленным, мне все легко давалось. Но все же, у меня много лет не было такого ощущения, — он помедлил, а потом продолжал: — Ощущения, что это выше моих сил. Теперь все выше моих сил. — Он покашлял, прочищая горло.
Читать дальше