Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Это что, шутка? — спросил он.

— Нет. Мне действительно понравилось. Правда. Аффектированные ужасы в загородном доме. К тому же мне нравится Эд Вуд.

Дядя Фрэнк молча переваривал информацию. Наконец сказал:

— Аффектированные ужасы, вот как? Аффектированные ужасы. Что же, это именно то впечатление, которое было мне нужно. Я даже думал снять «Убийство французской горничной-2», но если начистоту, сколько там может быть французских горничных?

Доктор Спайрел рассмеялся.

— Веский довод, — заметил он. Потом сказал: — Если у вас двоих нет непреодолимого желания надолго остаться в этой тихой обители и наслаждаться видом сельскохозяйственных животных, то на четырнадцатом этаже есть небольшой ресторанчик с хорошим видом на город. Не хотите туда сходить и пропустить по чашечке кофе?

Папа колебался, но дядя Фрэнк спросил:

— Как вы думаете, у них есть капучино?

— Не думаю, а знаю: есть. — Дядя Фрэнк и папа ушли.

Доктор Спайрел повел меня в свой кабинет в угловом помещении, откуда открывался вид на озеро Мичиган. Я сел на диван у стены и стал смотреть, как по направлению к нам над озером полз туман. На стене, примыкавшей к окну, была фотография, изображающая четырех мужчин в черном, сидящих на какой-то лестнице.

— Это «Битлз», — сказал доктор Спайрел, садясь на другой конец дивана. — Я видел их на стадионе Ши, когда мне было двенадцать лет. Я тогда выиграл радиоконкурс и получил билет на концерт, после которого была встреча с Ринго. — Доктор Спайрел показал пальцем на фотографию: — Он расписался там, внизу, в уголке. Правда, там подпись одного только Ринго, но все равно это здорово.

Я кивнул головой и посмотрел на фотографию. Маме «Битлы» тоже нравились. Я решил сказать ему об этом, подумав: если он узнает, что я — сын поклонницы «Битлз», то это представит меня в более благоприятном свете. Но когда я попытался что-то сказать, то оказалось, что рот у меня «заело», он не открывался.

Доктор Спайрел, похоже, знал об этом. Он подошел к маленькому холодильнику у письменного стола, вынул две баночки кока-колы и, ничего не говоря, протянул одну мне. Потом спросил, есть ли у меня собака.

Я покачал головой.

— Ты не против, если я расскажу тебе о Ральфе?

В последующие полчаса доктор Спайрел рассказывал мне забавные истории про своего пса Ральфа, старого бассета. Сначала я слушал все это с тревогой и настороженностью, потому что был убежден — истории несут в себе нечто, связанное с моей ситуацией. Я думал, что пес может олицетворять Бобби Ли или папу. Но спустя некоторое время настороженность растаяла, и я обнаружил, что смеюсь над этими рассказами.

Я и не заметил, как мы перешли к разговору на другие темы. Мы говорили о маме, папе, Томми. Глаза доктора Спайрела, как две губки, впитывали в себя все. Я рассказывал ему о гибели мамы, о Манассасе, о том, как Томми устроил пожар в школе, и вдруг почувствовал, что живу богатой событиями и интересной жизнью.

Потом я сказал, что не хочу жить с Бобби Ли. Сказал спокойно, но твердо, глядя в окно на какую-то далекую точку на серой поверхности озера. Мое заявление его не удивило, он просто сказал: «Ты хочешь, чтобы все оставалось как раньше».

— Хочу, чтобы меня оставили дома, в Уилтоне.

Он кивнул головой и что-то записал на листочке бумаги. Потом спросил:

— Ты теперь богатый мальчик. Как чувствуешь в этой роли?

— Хорошо.

— Ты чувствуешь, что люди стали относиться к тебе по-другому?

Я пожал плечами:

— По-моему, нет.

— Стали люди относиться к тебе лучше?

Я подумал над его вопросом.

— Немного. Одна женщина в нашем квартале все время приносит нам пироги.

— Пироги, — повторил доктор Спайрел.

— Иногда яблочные рулеты.

— И сладкие пирожки, — прибавил он. — А как поживает твой старик?

— Кто?

— Ну, отец, твой папа. Тот мужик в приемной, который бросил тебя и ушел.

— А, он. Хорошо.

— Он, вероятно, испытывает огромное напряжение. Как он его сбрасывает? Занимается физическими упражнениями?

— Нет.

— Пьет?

— Да, кофе.

— Кричит, вопит?

— Нет.

— Он тебя обнимает и целует?

— Нет.

— Как ты себя с ним чувствуешь? — спросил он.

— Не знаю. Хорошо.

— Тебе было бы лучше, если бы он тебя обнимал и целовал, говорил, что любит тебя?

— Не знаю. — У меня потихоньку начинала кружиться голова, как будто через руки и ноги пропустили ток.

Доктор Спайрел поскреб себе локоть.

— Что ты почувствовал, когда узнал, что он на самом деле не твой отец?