Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Да, как же я не подумал. Ты же был совсем клопом. — Бобби Ли закашлял и отпил из стакана воды, которую попросил, сразу же, как только пришел.

— Надо завязывать с куревом. А то всего выворачивает наизнанку. — Он опять зашелся хриплым влажным кашлем. — Ты-то не куришь?

Я опять покачал головой. Этот вопрос меня удивил, но потом я решил, что неотесанный деревенщина, видимо, начинает курить года в четыре.

— Ну и хорошо. Курения не одобряю. Слышал, ты настоящий художник. Твоя мать тоже любила рисовать. В школе всегда вешали ее рисунки и все такое на стены в зале и коридорах. Говорили, что у нее талант. О тебе тоже так говорят. Это хорошо. У меня есть несколько рисунков, которые мама нарисовала примерно в твоем возрасте, ну, может, чуть постарше. На одном — звезды и планеты, она называла это «Галактика ночью». За него она получила много призов. Ну, я хочу сказать, призов для детей. Этот я привез с собой. Как-нибудь его покажу. Может, в следующий раз.

То, что сказал Бобби Ли о маминых рисунках, меня заинтересовало. И хотя я решил не задавать ему вопросы, все же мне хотелось посмотреть на ее работы.

— Да, у нее был талант. Что до меня, то я рисовать никогда не умел. Учителя говорили, что люди на всех моих картинках — это чудовища и инопланетяне. Черт, мне надо было ехать в Голливуд и снимать кино про монстров.

Я все не отрывал глаз от пола. Ботинки у Бобби Ли были старые, на них лежал тонкий слой пыли и засохшей грязи, и края брюк обтрепались. Но он был чисто выбрит, на нем была новая, хотя по виду очень неудобная рубашка и галстук.

— Ты когда-нибудь ездил в Теннеси, в Мемфис?

Я покачал головой.

— Там здорово. Там тепло зимой. Снега не бывает. А тут у вас, похоже, много снега.

— Бывает и много, — непонятно почему ответил я.

— Бывает, да? — улыбнулся Бобби Ли, испытывая облегчение от того, что я наконец заговорил. Он обернулся к Морису и кивнул головой.

— В хоккей играешь? — спросил он.

Я быстро покачал головой, рассердившись на себя за свой промах.

— Я думал, что в Чикаго все в хоккей играют. Ведь у вас здесь столько снега и льда.

— Я не занимаюсь спортом. — Я решил, что такой вид общения вреда не принесет. То, что спорт мне не нравится, будет в его глазах еще одной отрицательной чертой моего характера. Бобби Ли определенно производил впечатление человека, которому нужен сын, занимающийся спортом.

— Я тоже не то чтобы от него без ума. Просто смотрю по телевизору время от времени. Бегает по полю куча жеребцов-миллионеров. Черт, — сказал он, посмотрев на Мориса. — Я не о вас. — Потом опять взглянул на меня и рассмеялся. — И не о тебе, миллионер.

Бобби Ли закашлялся и опять отпил воды. Куинн, папин адвокат, худой тихий человечек в массивных очках, вошел в комнату, показал на часы и вышел. Бобби Ли опять потер штаны и глубоко вздохнул.

— Знаешь, мне правда жаль, что это случилось с твоей мамой. Если бы я знал, где она живет, то приехал на похороны или прислал цветы. Но я думал, что она в Джорджии. У нее там двоюродные сестры. Я не знал, что она умерла, пока не увидел вас по телевизору. Я сразу поехал сюда, чтобы увидеть тебя. Клянусь, это правда. Не хотел, чтобы все так получилось, приехал просто повидаться с тобой. В тебе же моя кровь. Черт, помню тот день, когда ты родился. В больнице мне давали тебя подержать, я приходил туда, навещал тебя с мамой. Я же твой папка. Это что-то да значит, а?

В гостиную вновь вошел Куинн, и Бобби Ли встал, чтобы уйти. Он отдал мне мяч.

— Черт, может, погоняем его в следующий раз. Пока все. Скоро увидимся. — И он ушел.

Я стоял в передней и смотрел, как расческой из мраморного пластика папа в очередной раз пытается пригладить свои непослушные, пушистые, как воздушная кукуруза, волосы. Уже сама эта попытка говорила о важности предстоящего. За исключением тех случаев, когда ожидался приход миссис Уилкотт, папа редко обращал внимание на свои волосы. Решительный вид, с каким он прижимал их к голове, вновь заставил меня задуматься, куда же мы все-таки идем и зачем.

— Ты готов? — спросил он. Я посмотрел на папу: его волосы вновь воспряли к жизни и грациозно поднимались вверх по обеим сторонам головы.

— Да.

— Где твой дядя?

— В машине.

— Тогда пошли, — сказал папа, открывая входную дверь. — Ты все собрал?

Я схватил рюкзак и вышел из дома.

Мы ехали на прием к доктору Хью Спайрелу, психоаналитику, который, по словам миссис Уилкотт, поможет мне справиться с резким изменением житейских обстоятельств, восстановит мою самооценку и заложит новый фундамент для последующего роста. Он уже сделал все это с Бенджамином, после того, как доктор Уилкотт сбежал с Салли Дейкер, профессиональным тренером по теннису в Уилтонском загородном клубе. Миссис Уилкотт сказала, что после визитов к доктору Спайрелу все сильно изменилось к лучшему, что у Бенджамина резко снизилась агрессивность по отношению к окружающим.