Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Откуда у него фамилия такая, Спайрел? — спросил дядя Фрэнк, заводя наш старый «Бьюик».

— Точно не знаю, — ответил папа.

— Знаешь, по-моему, для врача, лечащего всяких свихнувшихся, фамилия неподходящая [11] По-английски «спираль» (примеч. перев.) . .

— Он психоаналитик, а не психиатр, — мягко возразил папа. — Семейный психоаналитик.

Это было накануне праздника, и, пока мы ехали по уилтонским улицам, я рассматривал разные украшения, волшебным образом появившиеся в эту ночь. С деревьев свисали призраки, мотавшиеся на ветру, у дверей на крыльце сидели ведьмы в черных шапках, и на лужайках перед домами стояли надгробные памятники из картона. В Уилтоне на праздники всегда царило приподнятое настроение, это было нашей традицией. Данный факт был признан даже одним журналом, напечатавшим статью под названием «Самый жизнерадостный пригород Чикаго». На маму давила необходимость не выделяться на общем фоне, и она засиживалась допоздна, набивая соломой пугала в человеческий рост и вырезая из черного пластика косоглазых гоблинов. Но ей нравился Хэллоуин, и на самом деле она была не против поработать ради него. «Хэллоуин не пытается быть чем-то большим, чем он есть, — говорила она, — это просто веселье и ничего больше».

— Тедди, — начал папа. Он чуть обернулся ко мне с переднего сиденья и смотрел на меня, скосив глаза. — Как ты знаешь, доктор Спайрел задаст тебе несколько вопросов. Он будет спрашивать о разных вещах.

— Да.

— Вероятно, спросит о том, как у тебя дела. О том, — папа прочистил горло, — что ты чувствуешь.

— Возможно, будет спрашивать о том, много ли зубов во рту у зубатки, — вставил дядя Фрэнк. — О том, как сильно ты его ненавидишь. И только от тебя зависит, насколько честно ты будешь отвечать на вопросы.

— Фрэнк, прошу тебя.

Всю остальную дорогу до скоростного шоссе мы молчали. Потом долго ждали, пока не рассосется пробка. За нашей машиной ревели сирены и были слышны приглушенные людские крики. Причиной, по которой с нами поехал дядя Фрэнк, видимо, явилась необходимость маневрировать на дороге, чего папа делать не умел из-за недостатка соответствующей практики.

— Да заткнись ты, черт тебя раздери! — крикнул дядя Фрэнк. Потом поднял стекло. — Знаешь, Тео, если бы у нас была машина, выпущенная в этом столетии, мне не пришлось бы выезжать с трехчасовым запасом, только для того, чтобы набрать скорость, — сказал он. — Эту машину разогнать невозможно.

— Ладно, Фрэнк, будь внимательнее, — ответил папа, глядя на проносящиеся автомобили. — И не спеши, пожалуйста. Нет никакой необходимости нестись сломя голову.

— В этой машине нестись сломя голову нельзя при всем желании.

Еще через несколько минут дяде Фрэнку наконец удалось втиснуться на скоростное шоссе, и наш «Бьюик» напрягся и задрожал, набирая скорость.

— Вот мы и снова обманули старуху-смерть, — сказал дядя Фрэнк.

Пока ехали, я сидел молча, стараясь подготовиться к предстоящей встрече. Я знал, что мои ответы будут иметь определенные последствия, знал, что все, что скажу и сделаю, будет подвергнуто оценке. К сеансу у доктора Спайрела я относился как к проверке, экзамену, к которому, по несчастью, у меня нет возможности подготовиться. О психоанализе я ничего не знал, если не считать воображаемого одеяла.

Я откинулся на спинку сиденья и посмотрел в окно. Впереди на горизонте стали проступать очертания Чикаго, постепенно заполнив все пространство лобового стекла. Я пожалел, что не положил в рюкзак альбом для рисования. До того я никогда не рисовал здания, и меня вдруг заинтересовали их углы, формы и тени.

Папа прочистил горло.

— Ну, как у тебя дела, Тедди? В школе все в порядке?

— Да.

— Ты часто видишь Бенджамина Уилкотта?

— Вижу время от времени.

— Он производит неплохое впечатление. Я подумал, не приглашать ли тебе его иногда к нам?

Я не ответил. Вместо этого открыл рюкзак и вынул книжку «Грант и Ли». Мне хотелось, чтобы перед тем, как пойду к доктору Спайрелу, у папы остался исключительно положительный образ сына. Я принялся читать о роли Ли в Мексиканской войне, с трудом продираясь сквозь даты и названия, пытаясь сосредоточиться на смысле, на случай, если папа вдруг станет задавать мне вопросы.

Движение на шоссе было слишком оживленное, и мы ехали, не разговаривая. Дядя Фрэнк все время сигналил (папа этого не делал никогда).

— Опять звонили из той программы, — тихо сказал дядя Фрэнк, перестраиваясь в другой ряд.