Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Привет, — сказал Бенджамин, подходя к нам.

Джонни встал между нами.

— Что тебе нужно, Бенджи? — спросил он, самодовольно ухмыляясь. Боковым зрением я заметил, что Большой Тони отделился от группы старших мальчишек и стал продвигаться в нашем направлении.

— Привет, Бенджамин, — ответил я, делая вид, что не замечаю, как Большой Тони быстро приближается к нам.

— Знаешь, по-моему, этот мужик настоящий подонок, — сказал Бенджамин. — Ну, тот, который говорит, что он твой отец. Он не говорит, что он и Томми отец?

— Нет. Он говорит, что он только мой отец.

— Мы с мамой так и подумали. Дерьмо он, а не мужик.

— Да, — согласился я, — дерьмо.

— Мы заставим его убраться отсюда, — небрежно вставил Джонни. — И тебя тоже.

— Я же только разговариваю с ним, — сказал Бенджамин, но в этот момент мисс Полк открыла дверь, и цепочка стала двигаться вперед.

Когда я был у своего шкафчика, меня позвали в кабинет миссис Плэнк. В последние несколько дней у нее был скорбный вид истинной католички, и в холле и в столовой она смотрела на меня поверх очков. Я понимал, что назревает аудиенция в ее кабинете, в этой палате пыли.

Сидя на деревянном стуле на уже ставшем привычным месте перед ее письменным столом и снова ожидая, когда она перестанет говорить по телефону, я позволил себе внимательнее рассмотреть безухого Иисуса. Он смотрел на меня с большим беспокойством, чем раньше, а улыбка приобрела оттенок опасения и озабоченности. Брови были подняты явно выше прежнего, в глазах, будто бы произносивших «За ваше здоровье!», появились печаль и желание утешить. Мне это было приятно.

— Ну, Тедди, — начала она, разделавшись с телефоном, — как ты, держишься?

— Да.

Я смотрел в пол. В это утро миссис Плэнк выглядела особенно древней, все ее лицо стянулось в морщины, и рот на нем был как будто дырочка от булавки. В другом конце ее темного кабинета пошевеливался ком перекати-поля.

— Понимаю, тебе в последнее время пришлось многое пережить. Должно быть, это очень тяжело.

Я ничего не ответил. Мне захотелось в туалет.

— Тедди, посмотри на меня, пожалуйста. Невежливо так вот смотреть в пол. И не сутулься. — Я поднял глаза на миссис Плэнк. — Я лишь хочу сказать тебе, если будет очень тяжело, ты знаешь к кому обратиться, не так ли?

— Да, — автоматически ответил я, — к Иисусу.

Миссис Плэнк удивилась, и мне даже показалось, начала говорить: «К кому?», но вовремя остановилась:

— О да, конечно. Но ты можешь обратиться также и к нам, к мисс Полк, ко мне или к мисс Грейс.

— Хорошо. — Я стал смотреть на место между ее подбородком и ртом, где морщин было не так много.

— Ты получил еще какие-либо сообщения от твоего друга по переписке, от этого мальчика из Габона?

— От Эргу?

— Да, от него.

— Нет. — В последние несколько недель я почти не думал об Эргу. Занятый событиями в Манассасе и Бобби Ли, я почти забыл о нем.

— Я хочу, чтобы ты знал: то письмо, которое ты получил, мы переслали в соответствующие инстанции. Там нас попросили сообщить, если он вновь попытается вступить с тобой в контакт. Ему не следовало просить у тебя денег. Мы считаем, что ребенок не мог написать такое письмо.

— Да? А кто тогда его написал?

— Совершенно очевидно, что взрослый.

— Да? — удивился я. — Так Эргу не мальчик?

Рот у миссис Плэнк дернулся, она сняла очки и потерла переносицу.

— Человек, который написал письмо, не ребенок, Тедди. Он или она попытались нажиться за счет твоей семьи. В Государственном департаменте полагают, что это кто-то из американского посольства в Габоне. Вообще-то, мы получили и вскрыли несколько писем от него. Последнее было особенно неприятным.

Я кивнул головой. Новость о том, что Эргу был не Эргу, что он не жил в глинобитной хижине, не ел кору, не был добрым христианином, который молит Господа о том, чтобы сезон дождей поскорее кончился, не удивила меня. Я уже ничему не удивлялся. Я начинал видеть вещи по-другому, понимал, что люди все время хотят что-то получить от меня и папы. Этот взрослый Эргу, миссис Уилкотт, Бобби Ли, братья Сеззаро, даже миссис Плэнк и школа Св. Пия, все чего-то хотят. Я выпрямился на стуле, подумав, не это ли имел в виду дядя Фрэнк, когда говорил о житейских обстоятельствах, — что все чего-то от тебя хотят.

Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть: безухий Иисус согласно кивнул головой.

Когда я пришел домой после школы, папа уже ждал нас на пороге дома. Когда я увидел его лицо, у меня опять заболел живот. Боль была такой ноющей, что я представил, как в животе появился маленький шипастый комок, раздирающий мне внутренности. Вид у папы был встревоженный.