Миклош Залка - Осада

Вскоре комнату Михая отдали другим людям. Тогда Киш пошел к управляющему и попросил замолвить за него словечко перед хозяином, чтобы тот разрешил ему построить крохотную избушку во дворе для челяди. Барин милостиво разрешил, более того, даже дал ему тесу на крышу и черепицы, так что хватило и на пристройку для Звездочки. От избушки Михая эту пристройку отделяла тонкая дощатая перегородка. Барин так раздобрился, что даже разрешил Михаю срубить несколько деревьев на лошадиные ясли.

— Вот и стала ты барской лошадью… — сказал Михай Звездочке, заводя ее в новое стойло. Сам он в своей избушке почти не жил, так как перешел спать к Звездочке в ее новое жилище.

Узнав об этом, управляющий покачал головой и как-то сказал: «Дом, я вижу, не для вас, дя Михай (вместо «дядя» или «дядюшка» он, дабы не утруждать себя очень, обычно произносил только первый слог). Вам конюшня нужна, а не дом, но вы и из дома конюшню сделаете…»

Михай молча слушал управляющего, а про себя думал о том, что общество лошади для него гораздо лучше человеческого и что даже с самим управляющим он вряд ли бы смог ужиться под одной крышей, как со своей Звездочкой, которая только что разговаривать не может, а так не только все понимает, но и даже умеет угадывать желания своего хозяина. Промолчал тогда Михай, так ничего и не сказав управляющему на его обидные слова.

Управляющий был по характеру человеком строгим, но в то же время и добрым, так как любил Михая за его пристрастие к работе, в которой тот, несмотря на свой возраст, не уступал и молодым. Его работу он никогда не проверял — ни в поле, ни на конюшне, да и вообще нигде.

«Где вы, дя Михай, что-то делаете — это все равно что я сам это сделал», — любил иногда говорить Кишу управляющий. Имением он управлял уже давно, так что Михай помнил его еще молодым, когда тот только что попал в имение. В ту пору Михай работал непосредственно под его руководством.

«А может, они меня с барином и простят…» — снова подумал Михай и, вздохнув, опять почувствовал, как ему в живот словно нож вонзили.

По-прежнему падал медленно снег, и снова где-то далеко била артиллерия.

«А ведь много придется платить… — про себя решил Михай, не зная точно ценности того, что он вез в повозке, и, не сумев представить это в цифрах, стал считать по-своему: — Года два придется отрабатывать… не меньше… да еще повозка… А Звездочка…»

Во рту у раненого собралась слюна, и он с болью сглотнул ее, затем облизал потрескавшиеся губы.

В этот момент с угрожающим свистом пронеслись над площадью красные и зеленые яркие полосы.

Потом воображение унесло Михая в свинарник, ему даже показалось, что он явственно видит перед собой розовую свинку и слышит голос управляющего:

«Ну… выбирайте же сами, дя Михай!» А он стоит, прислонившись к загородке и не смеет сказать, что он хотел бы взять вон ту розовую, йоркширской породы, или как там ее называют; другой такой свиньи нет ни у кого в округе, только у их барина. Михай боялся, что хозяин сочтет это слишком большой ценой за его скромную работу возчика. «Как бы далеко ты ни ездил, как бы ни старался, это уж чересчур…» Правда, управляющий сам предложил ему вместо денег взять свинью. «Хотите свиноматку иметь, дя Михай?» С этого он тогда, собственно, и начал свой разговор. А Михай все стоял, не решаясь рта раскрыть. Тогда управляющий сказал: «Если вы не можете решить, тогда я вам сам выберу. Вот она…» — и показал на совсем другую свинью, которая тоже была йоркширской породы. «Забирайте и владейте ею, я вам доверяю, как и всегда…»

«Наверняка теперь мне и эту свинью припомнят…»

В этот момент на площади снова стало светло как днем от каких-то странных вспышек, которые на миг отвлекли Михая от его невеселых батрацких раздумий, но только на секунду, не больше.

А затем Михай снова задумался над тем, что барин наверняка сдерет с него и за ту свинью. Правда, ездку он тогда совершил как положено. Все привез в целости и сохранности, а господин Лёринц приказал поклажу в дом не переносить, а сложить в хлеву, откуда он, Михай, всегда может принести в дом столько продуктов, сколько ему прикажут. А вот вчера барин почему-то распорядился все перенести в дом и самому в нем остаться. «Лошадь может постоять и во дворе, да и повозка пусть стоит перед домом, а то противник здорово нас обстреливает. Вряд ли стоит испытывать судьбу каждый день и носить продукты в дом черт знает откуда, да и ходить кормить лошадь на конюшню не ближний свет. Того и гляди, русские неожиданно нагрянут…» Барин так и сказал.