Миклош Залка - Осада

— Подставляй руку, — сказал Костров, ища своей рукой руку ефрейтора.

Георгидзе набил табаком трубку и, ссыпав остатки в карман, раскурил ее точно таким же образом, как и до этого, особенно следя за тем, чтобы табачный дым не относило в сторону офицеров. Уловив чутким ухом, как младший лейтенант с шумом вдыхает в себя воздух, ефрейтор мысленно сказал: «Принюхивайся, принюхивайся, все равно ничего не почувствуешь…»

— Вы мне ничего не ответили, товарищ капитан, — тихо обратился ефрейтор к ротному.

— Давай поговорим, — пробормотал Костров, — раз ты так хочешь…

— Тогда располагайтесь на моей огневой точке, Матвей Кузьмич. Правда, она не ахти какая: так, норка, но дооборудовать ее до полного профиля я не вижу смысла. Угостить мне вас здесь нечем, разве что разговором, а это всегда пожалуйста.

Костров нахмурился и сел на землю, предварительно подсунув под себя полы шинели.

— Садись, младший лейтенант, — сказал капитан, обращаясь к замполиту.

— Да, да, конечно, — поспешил предложить Георгидзе. — Кто с вами пришел, Матвей Кузьмич, тот мой гость.

— Знаю я ваши грузинские обычаи, — добродушно сказал Костров. Дождавшись, пока офицер уселся, спросил Георгидзе: — Ну, выкладывай, что там твою душу тревожит?

— Я рад, что ты здесь не один, Матвей Кузьмич, — задумчиво произнес ефрейтор. — Вообще-то я хотел поговорить с тобой с глазу на глаз, и это было бы тоже правильно, но так, пожалуй, даже лучше… Думаю, что намного лучше.

Сделав из трубки несколько затяжек, ефрейтор немного помолчал. Костров тоже молчал. Лишь один младший лейтенант беспокойно заерзал на своем месте, чем вызвал улыбку у Георгидзе.

— Переходите к сути дела, ефрейтор, — не выдержав, нарушил первым тишину замполит. — Только не забывайте о том, что перед вами, на «ничейной» земле, сидят два офицера…

В этот момент Георгидзе почувствовал предупредительный толчок по голенищу сапога. Он улыбнулся и добродушно сказал:

— Не того толкаешь, Матвей Кузьмич. Это не я тороплюсь, а младший лейтенант. Я уже давно для себя усвоил, когда надо спешить, а когда — нет.

— Я тебя слушаю, — тихо заметил Костров.

Георгидзе кивнул. Ему понравилось, что капитана нисколько не смутило его замечание.

— Удивляюсь твоему спокойствию, Матвей Кузьмич… — Грузин говорил медленно, отчетливо произнося каждое слово. — А я вот волнуюсь, нервничаю. С тех пор как к нам в роту прибыло новое пополнение, у тебя не стало хватать на нас, старичков, времени. Вот и выходит, что в роте нет человека, с которым можно было бы поделиться своими думами…

Ефрейтор сделал небольшую паузу, попыхивая своей трубочкой.

— А почему вы не обратились сначала ко мне? — снова не выдержал замполит. — Товарищ капитан — человек занятой, а вот моя прямая обязанность как раз в том и заключается, чтобы помогать солдатам решать все те вопросы, которые у них возникают. Бояться меня нечего. В любой момент могли обратиться ко мне, а я бы передал вашу жалобу дальше, если бы сам помочь был не в силах.

Георгидзе шумно вздохнул и, вынув трубку изо рта, сказал:

— У твоего замполита, Матвей Кузьмич, еще краска на портупее не облупилась… И это плохо. Он ведь не знает, что происходит в роте, а дышит тем же воздухом, что и все мы.

Младший лейтенант как-то неестественно засмеялся, хотя голос у него, когда он заговорил, был довольно-таки злой:

— Не говорите глупости. Вас лично, ефрейтор, я несколько раз призывал к порядку. Я понимаю, что вам это не понравилось, однако это не дает вам права делать столь безответственные заявления.

Костров громко вздохнул и сказал, обращаясь к грузину:

— Я тебя слушаю.

Георгидзе кивнул и, не вставая с места, подался к капитану.

— Знаешь ли ты, Матвей Кузьмич, что у тебя за рота стала? Известно ли тебе, о чем в ней сейчас говорят солдаты? Понимаешь ли, что им надо сказать?

На миг стало тихо.

— А вы как считаете, что же именно нужно им сказать? — спросил замполит.

Однако Георгидзе ничего не ответил младшему лейтенанту.

Костров полез в карман за махоркой.

— Дай-ка мне бумажки, — попросил он своего заместителя.

Младший лейтенант вынул из кармана шинели клочок газеты и, протянув его капитану, снова обратился с вопросом к ефрейтору:

— Так что же нам следует сказать солдатам? После победного боя, когда они подбили четыре вражеских танка, что же им надо сказать?..

Вздернув вверх свои лохматые брови, Георгидзе не спеша ответил:

— Послушай меня, сынок, я тебе в отцы гожусь, так что не сердись, что так тебя называю… Эти фашистские танки вовсе не мы угробили, а наша артиллерия и «катюши», так что это совсем не наша заслуга, что они сгорели у нас перед носом. А если считать с сегодняшнего утра, то наша рота даже отошла на целый километр. Это, конечно, не такая уж большая беда: обстоятельства заставили — отошли. Но о какой победе тут можно говорить? И чью победу ты решил записать на наш счет?