Георгидзе, стреляя длинными очередями из ручного пулемета, вел огонь по пехоте противника. Танк уже миновал окоп, но развернул башню с пушкой в обратном направлении, наводя ее на окоп. «Ну, сейчас долбанет…» И вдруг один из солдат приподнялся и бросил в корму танка гранату.
Взрыв гранаты слился с выстрелом танковой пушки. Георгидзе засыпало землей. И пока он выбирался из нее, танк загорелся. Перед окопом никого не было видно, выстрелы раздавались уже за линией окопов.
К Георгидзе подбежал один из солдат и, запыхавшись, спросил:
— Что нам теперь делать, товарищ ефрейтор? Фашисты прорвались в тыл!..
— Ну и что, если прорвались? Это еще ничего не значит…
Солдат испуганно заморгал глазами.
— Нам приказано удержать позицию… — проговорил Георгидзе, покачав головой. — Другого приказа пока не поступило… Значит, будем выполнять этот…
— Связь прервана и…
— Будем выполнять приказ без связи, — перебил ефрейтор солдата. — А кто этого не будет делать, я того сам пристрелю… Понятно?
Выстрелы, раздававшиеся откуда-то сзади, стали как бы приближаться к первой траншее. Не прошло и нескольких минут, как на большой скорости в обратном направлении промчались прорвавшиеся немецкие танки, вслед за которыми катились Т-34 с красными звездами на башнях.
«Восстановили первоначальное положение…» Георгидзе с облегчением вздохнул. Вслед за тачками в контратаку перешла советская пехота. Ефрейтор узнал несколько знакомых солдат из своей роты. «Ну, иди сюда скорее, Матвей Кузьмич, тогда поймешь, был ли я прав…»
Однако Матвея Кузьмича почему-то не было видно.
После того как бой закончился и первоначальное положение было восстановлено, Георгидзе и его товарищей по роте, оставшихся в живых, отправили в ближайший тыл, решив дать им небольшую передышку. Когда эта небольшая группа прибыла в расположение штаба батальона, навстречу им вышел сам комбат, за которым шел младший лейтенант. Майор подошел к солдатам и заговорил:
— Спасибо вам, ребята! Если бы вы не удержались, от батальона ничего не осталось бы, а может, и от всего нашего полка. Еще раз спасибо вам!.. — Он неожиданно замолчал, а затем, тяжело вздохнув, проговорил: — Капитан у вас геройский… и вы тоже… Не забывайте его… Он жил как настоящий человек и погиб как герой…
Слушая майора, Георгидзе посасывал свою трубку, задумчиво поглядывая на замысловатые витки дыма. На сердце было тяжело, во рту собралась какая-то противная горечь, даже табачный дым не приносил никакого облегчения.
Командир батальона низко опустил голову, глядя на носки своих сапог, затем он поднял голову и уже совсем другим голосом проговорил:
— Обязанности командира роты временно будет исполнять младший лейтенант Фролов…
Сильный порыв ветра бросил в комнату через разбитое окно снежную пыль и разметал по полу какие-то бумажки.
Эгон Ньяри лежал на полу в углу. Он застонал и, открыв глаза, увидел над собой круглый стол, покрытый скатертью, бахрома которой касалась его волос. Голову словно стиснули железным обручем, в висках больно стучало, в ушах звенело. Как он очутился под столом, Эгон не знал.
«Видимо, здорово мы перепились. — Он потер лоб и поморгал глазами. — Хотя стоп, мы ничего не пили. Просто русские прорвали линию обороны на участке полка, а я прибыл сюда для получения новой задачи». Эгон припомнил, как он надел шинель, застегнул ремень и пошел на минутку в штаб, чтобы узнать, где именно им предстоит действовать и какими силами. Эгон был твердо убежден в том, что начальник штаба был не в курсе событий, однако не зайти к нему было никак нельзя, так как тогда полковник обиделся и дулся бы на него несколько недель.
Полковник выслушал Эгона, но на все его вопросы ответил своим традиционным «гм». Что было потом, Эгон уже не помнил, так как почувствовал вдруг сильный удар по голове и потерял сознание.
И вот теперь он наконец пришел в себя. И тут Эгон увидел под столешницей, с внутренней стороны, в щели несколько игральных карт. Быстро сев, он стукнулся головой о край стола, выругавшись, протянул руку за картами. Их оказалось четыре. «Шулер». Мысленно он представил себе лицо командира дивизии, с которым совсем недавно играл в карты, и со злости сплюнул, но так неудачно, что плевок попал на полу его шинели. Заскрежетав зубами, Эгон вытер слюну. «Генерал-лейтенант — шулер…» Разорвав карты на на куски, отбросил их от себя. «Тьфу… генерал-лейтенант — карточный шулер…» Подобрав дрожащими пальцами куски карт, он разорвал их на более мелкие кусочки. О проигранных деньгах Эгон Ньяри даже не вспомнил: он проиграл около шестисот пенгё, которые сразу же перешли в руки генерала. Эгону было жаль не денег, нет, его бесила бесчестность генерала, и он снова представил себе наигранно равнодушную физиономию генерала. «Чтобы генерал-лейтенант…»
Читать дальше