Людмила Уварова - Теперь или никогда!

Одним словом, пустой, ничего не значащий разговор.

Кате казалось, что Роберту тоже хотелось бы рассказать ей о чем-то, одинаково интересующем обоих, но присутствие Сони стесняло его.

Проводив обеих женщин, он вежливо распрощался с ними.

— Везет тебе, — с завистью проговорила Соня, когда они с Катей вошли в дом, — такого парня заарканила!

— Ничего я не заарканила, — сказала Катя. — У меня есть муж…

— Муж мужем, а пока что парень по тебе просто сохнет…

— Перестань, — оборвала ее Катя.

«Сказать или не надо о том, что раненых забрали? — подумала Катя, поглядела на Сонино безмятежно улыбающееся лицо, решила про себя: — Нет, не надо, опять будет, как говорит Вася, самодеятельность».

Но Соня вдруг сказала сама:

— Знаешь, что случилось?

— Нет, а что?

— Раненые исчезли.

— Откуда ты знаешь?

— Я ходила сегодня, хотела перевязать одному из них ногу, а там никого нет…

— Разве? — несколько неумело удивилась Катя.

Соня приблизила губы к ее уху.

— Скажи по правде, ты кому-нибудь еще говорила о них?

— О раненых?

— Ну конечно же.

— Нет, никому.

Прозрачные, словно бы выцветшие Сонины глаза стали печальными.

— Мне кажется, Катя, ты не доверяешь мне. Нет, не доверяешь.

— С чего это ты взяла?

— Так кажется.

— Проспишься — перестанет казаться.

— Да нет, я не шучу. Если бы ты доверяла мне, ты бы сказала, кто еще с тобой вместе знает об этих партизанах. С кем у тебя связь? Кто тебе сведения передает?..

Катя молчала. А Соня между тем продолжала все более взволнованно:

— Я тебя ни о чем не спрашиваю. Ни о чем! Но я все понимаю. Ты не одна, верно?

— Нет, не одна, — тихо промолвила Катя.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Соня. — Я тебя ведь ни о чем и не спрашиваю. Просто прошу тебя: верь мне!

От полноты чувств она обняла подругу.

Мрачная мысль тревожно шевельнулась где-то в Катиной душе, но она отогнала ее. Как бумеранг, мысль тотчас же возвратилась: «Почему Соня как будто совсем не огорчилась, не испугалась этого таинственного исчезновения раненых? Или она так отлично умеет держать себя в руках, скрывать свои чувства?»

Бургомистр Евлампий Оскарович Пятаков вернулся домой чернее тучи: сегодня его вызывал цу Майнерт. В присутствии военного коменданта фон Ратенау и начальника гестапо Шютце представитель самого всесильного Гиммлера устроил Пятакову самую что ни на есть основательную взбучку.

Под его носом в городе орудуют подпольщики, в лесах засели партизаны, каждый день только и приходится слышать о новых диверсиях, погибают лучшие, наиболее преданные люди германского рейха, как, например, Гомберг, а он, голова города, бездействует. Он не принимает никаких мер для борьбы против местных бандитов, он распустил всех своих подчиненных ему русских граждан, и, должно быть, цу Мейнерту придется совместно с немецкими властями всерьез подумать о том, чтобы сменить городского голову.

У Пятакова от волнения заплетался язык. Он пробовал говорить о том, что, в сущности, за все эти безобразия отвечает не он один, а сидящие тут же военный комендант и начальник гестапо, но цу Майнерт резко оборвал его:

— С ними у меня будет особый разговор, а то, что я сказал вам, вы должны крепко запомнить!

Придя домой, он быстро разделся, лег в постель. Жена так крепко спала, что даже не проснулась.

На тумбочке рядом с кроватью лежал новый криминальный роман под названием «Загадка склепа».

Еще утром, сидя в своем кабинете, бургомистр тайно предвкушал удовольствие, которое его ожидает: улечься в теплую постель, выпить перед сном рюмочку коньяку и читать роман, в котором до самой последней страницы не знаешь, кто же подлинный убийца.

Но получилось все совсем не так, как он предполагал. Правда, коньяку он пропустил с горя вместо одной целых три рюмки. Роман лежал раскрытый на середине, а читать не хотелось. Однако он попробовал пересилить себя, стал читать с заложенной со вчерашнего вечера страницы.

Но мысли его были далеки от придуманных приключений смелого сыщика и не менее отважного убийцы, любовно описанных автором. Подлинные события были куда более зримы и значительны.

Эх, если бы найти их, переловить всех до одного врагов, орудующих, как выразился цу Майнерт, перед самым его носом, врагов тайных и потому тем более опасных!