Людмила Уварова - Теперь или никогда!

Раушенбах уговаривал его:

— Перестаньте, господин капитан. Ну, успокойтесь…

Он провел Хесслера в его комнату. Послышалось падение чего-то тяжелого.

«Должно быть, стол уронили», — подумал Петр Петрович.

Он вышел в коридор. Раушенбах закрывал дверь столовой, где обитал Хесслер.

— Сегодня праздновали день рождения господина цу Майнерта, — сказал он, — ну и вот господин капитан немного перебрал.

— Ничего, проспится и встанет как ни в чем не бывало.

— Надеюсь.

Утром Хесслер и в самом деле встал как огурчик. Настроение у него было, как видно, хорошее. Он даже соизволил довольно милостиво кивнуть Петру Петровичу.

К дому подъехала машина. Хесслер неторопливо позвал:

— Раушенбах, шнеллер!

Раушенбах выбежал на крыльцо:

— Яволь, одну минуточку…

Они уехали.

Немного погодя Петр Петрович вышел из дома и неторопливо пошел по улице.

Он остановился возле модной сапожной мастерской Воронько. Вошел в мастерскую.

— Кого я вижу! — расплылся в улыбке господин Воронько. — Очень рад, очень рад… — Он крепко, с чувством пожал руку Петру Петровичу. — Вы знаете, моя жена от вас в восторге. Вы так прекрасно сняли ее!

— Прекрасную женщину снять не трудно, — галантно ответил Петр Петрович.

Маленькие глазки хозяина сапожной мастерской самодовольно сощурились.

— Да, конечно, моя жена нравится даже господам немецким офицерам. Поверите, я даже порой ревную!

И первый расхохотался своим словам.

— У меня к вам просьба, — сказал Петр Петрович. — Нельзя ли прибить набойки к ботинкам?

— Для вас… — любезно ответил Воронько, — для вас всегда рад! Василий, — крикнул он в глубь мастерской. — Где ты, Василий?

Молодой мастер, чуть прихрамывая, вошел в мастерскую:

— Слушаю вас.

— Вот тут надо будет прибить набойки господину Старобинскому. Постарайся сделай получше, это весьма уважаемый клиент.

— Для меня все клиенты — уважаемые, — сухо ответил Вася.

Воронько подмигнул Петру Петровичу:

— Он у нас неприветливый, но мастер такой — другого не сыщешь! Золотые руки, одним словом… — Он кинул взгляд на ботинки Петра Петровича. — Оставите обувь или вам хотелось бы, чтобы при вас сделали?

— Дорогой мой, — сказал Петр Петрович, — у меня одна-единственная пара ботинок, как же я могу оставить ее? Не пойдешь же босым по городу!

— Разумеется, — охотно согласился Воронько и приказал: — Вася, давай принимайся за работу, а господин Старобинский подождет. Не угодно ли вам присесть вот сюда, на стульчик?

— Благодарю вас, — ответил Петр Петрович.

Он снял ботинки, передал их Васе. Вася прилежно склонился над каблуками. Незаметно, быстро вынул из дырочки в каблуке тонкую, свернутую трубочкой бумагу. Быстро пробежал глазами короткие строчки.

Между тем мастерская постепенно заполнялась людьми. Пришли два офицера, потом какая-то женщина, потом пришла мадам Пятакова, которой захотелось заказать себе замшевые вечерние туфли.

Хозяин был занят с клиентами. Вася прибивал набойки к ботинкам Петра Петровича. Не поднимая головы, прошептал, едва шевеля губами:

— Наш доктор тоже исчез. Муж Аллы Степановны.

— Когда?

— Тогда же, очевидно. Пошел в «замок» поглядеть на раненых и не вернулся.

Петр Петрович прошептал так же тихо:

— Все ясно.

— Без паники, — прошептал Вася. Громко пристукнул молотком о подметки. — Пожалуйте. Все в полном порядке.

— Премного благодарен, — отозвался Петр Петрович и, подойдя к Воронько, сказал: — Вы правы, мастер у вас превосходный.

— Еще бы, — с гордостью произнес Воронько. — Когда-нибудь мы его отправим в Берлин для повышения квалификации, он там всем нос утрет. Как вы считаете?

Петр Петрович бросил беглый взгляд на невозмутимое лицо Васи и сказал убежденно:

— Безусловно согласен с вами.

Иногда случается такое: множество событий, которых с лихвой хватило бы на целую неделю, выпадает на один день. Всего лишь на один день.

Так случилось и на этот раз.

Днем, в начале первого, в фотографию явился не кто иной, как сам капитан Хесслер. Капитан был, как и обычно, холодно надменен, цедил сквозь зубы слова, и переводчик, пришедший вместе с ним, объяснил Петру Петровичу, что господину капитану угодно, чтобы его сфотографировали, так как он желает послать свои карточки на родину.