Позже, ночью, в спальне у Беренис, Каупервуд продолжал доказывать, что самое разумное – оставаться на прежних ролях опекуна и подопечной.
– Понимаешь, Беви, – говорил он, – ведь именно так привыкли смотреть на нас и Стэйн, и все прочие.
– Ты что же, пытаешься выяснить, не уйду ли я от тебя? – спросила она.
– Не скрою, мне приходило в голову, что ты, возможно, подумываешь об этом. Ведь этот Стэйн в состоянии дать тебе все, чего бы ты ни пожелала.
Он сидел у нее на постели. Лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в ставнях, не мог разогнать царивший в комнате сумрак. Беренис полулежала, облокотясь на подушки, и курила.
– И все же он не может дать мне то, что мог бы дать ты, захоти ты только, – сказала она. – Но если уж тебе так нужно знать, то изволь: я сейчас ни о чем другом не думаю, кроме той задачи, которую ты сам же мне навязал. Между нами был уговор, и ты его нарушил. Чего же ты от меня ждешь после этого? Чтобы я предоставила тебе свободу, не требуя ничего взамен?
– Я не жду от тебя ничего, что могло бы быть тебе неприятно или невыгодно, – твердо сказал Каупервуд. – Я просто предлагаю: в случае, если ты заинтересуешься Стэйном, – подумать, как нам остаться для всех опекуном и опекаемой до тех пор, пока ты не утвердишься в своем новом положении. С одной стороны, – он говорил это вполне искренне, – я был бы рад видеть тебя женой такого человека, как Стэйн. С другой стороны, мы с тобой вместе наметили определенную программу действий, и без тебя, Беви, откровенно говоря, она меня не слишком привлекает. Возможно, я доведу это дело до конца, а возможно, и брошу. Все зависит от настроения. Я знаю, после этой истории с Лорной Мэрис ты думаешь, что я в любую минуту могу создать себе приятную жизнь. Но я-то думаю иначе. Я ведь тебе уже говорил: это просто случайный эпизод, чувственное увлечение – и только. Будь ты со мной в Нью-Йорке, этого никогда бы не случилось. Но уж раз так вышло, остается одно: прийти к какому-то наиболее приемлемому соглашению. Говори, чего ты хочешь, ставь любые условия. – Он встал и начал шарить на столе, отыскивая сигары.
Беренис слушала в смятении. Что ответить на такой прямой вопрос? Каупервуд очень дорог ей – его дела, его успех для нее чуть ли не важнее, чем ее собственные. А все же надо подумать и о своей жизни, о своем будущем. Вряд ли он будет с ней, когда ей стукнет тридцать пять или сорок. Она лежала молча и думала, а Каупервуд ждал. И вот она ответила, подавив смутные предчувствия, шевельнувшиеся в душе. Да, все будет, как было; да, конечно, в их отношениях ничто не изменится, во всяком случае сейчас. А там кто знает? Ни он, ни она не могут предвидеть, какие еще планы и намерения у него возникнут.
– Во всяком случае, для меня, Фрэнк, ты дороже всех, – сказала она. – Лорд Стэйн мне, конечно, нравится, но я еще очень мало знаю его. Сейчас о чем-либо серьезном смешно и думать. Вообще же он человек интересный, даже обаятельный. И если ты и впредь намерен держать меня на задворках своей жизни, с моей стороны было бы очень непрактично пренебрегать Стэйном, ведь он в самом деле может жениться на мне. А полагаться на тебя – об этом и думать нечего. Я могу, конечно, остаться с тобой и постараюсь помочь тебе осуществить все, что мы задумали. Но ведь и в этом случае я должна рассчитывать на себя и только на себя. Я дарю тебе свою молодость, любовь, все силы ума и сердца и ничего не прошу взамен.
– Беви! – воскликнул Каупервуд, пораженный справедливостью ее слов. – Это неправда!
– Тогда докажи мне, что я ошибаюсь. Допустим, все остается по-прежнему, – так, очевидно, и будет. Ну и что дальше?
– Да, признаюсь, это серьезный вопрос, – сказал Каупервуд, усаживаясь в кресло напротив кровати. – Я не так молод, как ты, и, оставаясь со мной, ты, бесспорно, многим рискуешь: о нашей связи могут узнать, и тогда все от тебя отвернутся. Этого отрицать не приходится. А чем я могу обеспечить тебя? Только деньгами. Но ты можешь не сомневаться: на чем бы мы сегодня ни порешили, я готов немедленно позаботиться об этом. Я оставлю тебе столько денег, что, если ты будешь разумно распоряжаться ими, тебе вполне хватит, чтобы жить припеваючи до конца своих дней.
– Да, я знаю, – сказала Беренис. – Что и говорить, когда ты кем-нибудь увлечен, ты сама щедрость. В этом я не сомневаюсь. Меня тревожит другое: я боюсь, что ты не любишь меня по-настоящему. И мне, по-видимому, не только предстоит жить без любви, но и дорого заплатить за мою любовь к тебе.
Читать дальше