Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Я думал о тебе, Эйлин, и о том, что можно предпринять в связи с этим делом, – без обиняков начал ее отец, когда они встретились в его домашнем кабинете. – Ты находишься на гибельном пути, тут ничего не скажешь. Я трепещу, когда думаю о твоей бессмертной душе. Мне хочется что-то сделать для тебя, дитя мое, пока еще не слишком поздно. Уже больше месяца я укорял себя мыслями о том, что, может быть, мы с твоей матерью что-то упустили, что-то сделали не так или не смогли сделать, раз уж ты оказалась в таком положении, как сейчас. Не стоит и говорить, что это бремя лежит на моей совести, дитя мое. Я больше не смогу высоко держать голову. О, какой стыд и позор! Только подумать, что я дожил до этого!

Эйлин была расстроена мыслью о том, что ей придется выслушать длинную проповедь, где речь пойдет о ее долге перед Богом и церковью, перед семьей, матерью и отцом. Она понимала, что все это по-своему важно, но Каупервуд со своим мировоззрением дал ей другой взгляд на жизнь. Они всесторонне обсуждали вопрос о семейных отношениях: о детях и родителях, мужьях и женах, братьях и сестрах. Либеральные взгляды Каупервуда основательно повлияли на ее образ мыслей. Она смотрела на вещи с этой бесстрастной и откровенной позиции: «Мои желания превыше всего остального». Он сожалел о мелких различиях характера, возникавших между людьми и приводивших к ссорам, пререканиям, враждебности и отчуждению, но с этим ничего нельзя было поделать. Люди перерастали друг друга. Их точки зрения изменялись в различной степени, что вело к переменам в отношениях. Некоторые имели моральные принципы, другие нет. Этому не было объяснения. Сам он не видел ничего плохого в половых отношениях, непорочных и восхитительных для тех, чьи души тянулись друг к другу. Эйлин в его объятиях, незамужняя, но любимая, для него была такой же чистой и добропорядочной, как любая другая женщина, – на самом деле гораздо чище и порядочнее большинства остальных. Человек существует в конкретных общественных условиях, где принят определенный порядок вещей. Для достижения успеха в таком обществе, для того, чтобы не оскорблять чужое мнение, сделать свой путь более простым и гладким, избегать ненужной критики и тому подобных вещей, необходимо было создать внешнее подобие, соответствующее общепринятым нравам. Но на этом необходимость заканчивалась. Не допускай промахов и неудач, никогда не попадайся с поличным, а если не повезло, молча борись за жизнь и не оправдывайся. Именно этим он и занимался в связи с нынешними финансовыми неприятностями; именно так он был готов поступить в тот день, когда их застигли с поличным. Примерно такие мысли окрашивали настроение Эйлин, когда она слушала речь своего отца.

– Но, отец, я люблю мистера Каупервуда, – возразила она. – Это почти то же самое, как если бы мы с ним были мужем и женой. Он женится на мне после того, как получит развод от миссис Каупервуд. Ты просто не понимаешь, как обстоят дела. Он очень любит меня, а я люблю его. Он нуждается во мне.

Батлер окинул ее странным недоумевающим взглядом.

– Ты говоришь о разводе, – начал он, думая о католической церкви и ее догмах. – Он разведется с женой, бросит детей, и все это ради тебя, не так ли? Он нуждается в тебе, верно? – язвительно добавил он. – А как насчет его жены и детей? Думаешь, они не нуждаются в нем? Что это за разговоры?

Эйлин дерзко вздернула подбородок.

– Тем не менее это правда, – заявила она. – Ты просто не понимаешь.

Батлер с трудом верил своим ушам. За всю жизнь еще никто не разговаривал с ним в подобном тоне. Это изумило и шокировало его. Он был искушен в тонкостях бизнеса и политики, но любовные дела оставались для него тайной за семью печатями. Он ничего не знал о них. Только подумать, что его дочь, да к тому же католичка, может так разговаривать с ним! Он не мог понять, откуда у нее взялись такие взгляды, если не от беспринципного, растленного влияния Каупервуда.

– Как долго ты придерживаешься таких убеждений, дитя мое? – внезапно спросил он спокойным и рассудительным тоном. – Откуда они у тебя? В этом доме ты определенно не могла слышать ничего подобного. Ты говоришь так, как будто сошла с ума.

– Не говори ерунды, отец! – сердито вспыхнула Эйлин, думая о том, как бесполезно говорить с ним о таких вещах. – Я больше не ребенок. Мне двадцать четыре года. Ты не можешь понять очевидные вещи. Мистер Каупервуд не любит свою жену. Он собирается развестись с ней, как только сможет это сделать, и жениться на мне. Я люблю его, он любит меня, и этим все сказано.