– Нет, Фрэнк, пожалуйста, – мужественно воспротивилась она. – Дай мне; я знаю, что это отец. Кто еще это может быть? – Она на мгновение подумала, что отец мог привести ее братьев, но не поверила этому. Она знала, что он не может так поступить. – Ты можешь спуститься, если я позову, – продолжала она. – Ничего страшного не случится. Я понимаю отца. Он ничего мне не сделает. Если пойдешь ты, это лишь рассердит его. Позволь мне спуститься, а сам стой у двери. Если я не позову тебя, это нормально. Ты согласен?
Она положила маленькие руки ему на плечи, и Каупервуд тщательно взвесил ее слова.
– Хорошо, – сказал он. – Но я спущусь вместе с тобой.
Они подошли к двери, и Каупервуд открыл ее. За дверью стоял Олдерсон, а миссис Дэвис и два других сыщика держались футах в пяти от них.
– Итак? – властно произнес Каупервуд, глядя на Олдерсона.
– Джентльмен внизу хочет видеть эту даму, – сказал Олдерсон. – Полагаю, это ее отец, – тихо добавил он.
Каупервуд уступил дорогу Эйлин, которая проскользнула мимо, разъяренная присутствием мужчин и своим разоблачением. Мужество полностью вернулось к ней. Она была разгневана при мысли о том, что отец выставил ее на посмешище. Каупервуд сделал шаг следом за ней.
– Я бы посоветовал не спускаться прямо сейчас, – рассудительно предупредил Олдерсон. – Там ее отец. Кажется, его зовут Батлер, не так ли? Он хочет видеть ее гораздо больше, чем вас.
Каупервуд медленно вышел на лестничную площадку и прислушался.
– Что случилось, отец? – услышал он голос Эйлин.
Он не расслышал ответ Батлера, но остался спокоен, потому что знал, как сильно старый ирландец любит свою дочь.
Встретившись с отцом, Эйлин попыталась смерить его дерзким и укоризненным взглядом, но серые глаза Батлера, глубоко запавшие под кустистыми бровями, являли такую усталость и отчаяние, что даже в своем гневе она не осмелилась открыто выступить против него. Все это было слишком грустно.
– Не ожидал найти тебя в таком месте, дочь моя, – сказал он. – Я думал, ты более высокого мнения о себе.
Его голос прервался, и он ненадолго замолчал.
– Я знаю, с кем ты здесь, – продолжал он, грустно качая головой. – Негодяй! Я еще доберусь до него. Я нанял людей, чтобы следить за тобой. О, какой стыд! Стыд и позор! Ты сейчас же поедешь домой вместе со мной.
– В том-то и дело, отец, – сказала Эйлин. – Ты нанял людей для слежки за мной. Мне следовало бы подумать… – Тут она замолчала, потому что он вскинул руку странным, мучительным и в то же время властным жестом.
– Молчи, молчи! – велел он, сверкая глазами из-под седых бровей. – Я этого не вынесу! Не искушай меня! Мы еще не ушли из этого дома. Он еще здесь! Теперь мы поедем домой.
Эйлин поняла, что он говорит о Каупервуде. Это испугало ее.
– Я готова, – нервно сказала она.
Старик вышел первым, терзаясь от унижения. Он чувствовал, что до конца своих дней будет помнить муки этого часа.
Несмотря на ярость Батлера и его решимость причинить всевозможные бедствия молодому финансисту, он был настолько взбудоражен и потрясен поведением Эйлин, что с трудом мог считать себя тем человеком, которым он был еще вчера. Она была такой бесстрастной, такой отчаянной! Он ожидал, что она совершенно увянет, столкнувшись с доказательством своей вины. Как только они отъехали от дома, он с горестным изумлениям обнаружил, что пробудил в девушке бойцовские качества, сравнимые с его собственными. В ее характере обнаружилась твердость, присущая отцу и Оуэну. Она сидела рядом с ним в маленькой коляске, взятой у сыщиков, и ее лицо то бледнело, то краснело от разных мыслей, волнами накатывавших на нее. Теперь, когда отец подстроил ей ловушку, она была полна решимости стоять на своем, провозгласить свою любовь к Каупервуду и свою позицию в целом. Какая разница, что теперь думает ее отец, спрашивала она себя. Она полюбила Каупервуда и была навеки опозорена в глазах отца. Чего ей еще терять? Она так низко пала в его родительском мнении, что он стал шпионить за ней и унизил ее перед другими мужчинами, незнакомцами, сыщиками, Каупервудом. Какие чувства она могла испытывать к нему после этого? По ее мнению, он совершил большую ошибку. Он поступил глупо и недостойно; такое было недопустимо, как бы сильно она ни провинилась перед семьей. Чего он надеялся достичь, разоблачив ее подобным образом и сорвав покровы с ее души перед чужими людьми, перед этими грубыми сыщиками? О, как она страдала, когда спускалась из спальни в приемную! За это она никогда не простит своего отца, никогда, никогда! Он убил ее любовь к нему, и она чувствовала это. Теперь между ними развернется настоящая битва. Пока они ехали в полном молчании, она демонстративно сжимала и разжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, а ее губы сжались в тонкую линию.
Читать дальше