Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Пессимист. Вы говорите: «может быть», – стало быть, сами ни в чем не уверены. «Может быть» и наоборот.

Оптимист. Ну, извольте, – скажу «наверное». Урезать, например, сейчас военный бюджет – это уж не «может быть», а, наверное, было бы убытком. То же с бюджетом путей сообщения, земледелия, народного просвещения и проч. Переберите роспись с какою угодно строгостью – вы увидите, что большинство ведомств и без того урезаны, и мало таких, где бы лишние расходы кидались в глаза. Наконец, что делать министру финансов, если со всех сторон у него требуют: давай, давай? Не от него зависит не дать, и два миллиарда сочинены не им. Россия растет, как молодой богатырь, и какое ни надень на нее платье – оно через год коротко.

Пессимист. Растет Россия, но не вдвое же каждое десятилетие. Весь спор наш в том, что бюджет не совпадает с ростом народным. В множестве отношений Россия вовсе не растет – скорее назад пятится. Мужик с каждым десятилетием делается беднее, задолженнее, голоднее, больнее. Растут недоимки, безлошадность, малоземелье, смертность. Падают народные промыслы, расшатываются нравы. А вы кричите победоносно: Россия растет!

Оптимист. Да, кричу, потому что это факт, в глаза бьющий. Несмотря на то что деревня никнет, страна растет и делается несомненно богаче. Пусть огромная часть крестьянства обращается в пролетариев, но большой вопрос, не были ли они скрытыми пролетариями и прежде. Почитайте Васильчикова – в какой нищете вышло крестьянство из крепостного права. Пусть ослабевшая часть народа явно гибнет, и никакими силами спасти ее уже нельзя. Зато нарастает новый слой зажиточного крестьянства, ремесленников, мастеров-рабочих, служащих, торговцев, мелкой буржуазии. Пахарь перерождается; прежний добродушный варвар, веривший в домового и не умевший ходить в сапогах, должен исчезнуть. Новые условия для него жестоки, но сильные люди осилят их, и посмотрите, как закипит у них работа. Она уже шумит во всех углах страны – мы только этого не видим или не хотим видеть. С колебаниями и толчками, подчас тяжкими, поднимается и сельское хозяйство, и заводская промышленность, и торговля. Вы пугаетесь двух миллиардов, но по обширности России, по богатству природы и даровитости народной ей давно нужно было бы иметь четыре миллиарда. До сих пор у нас ничего не было начато, теперь все начинается – вот секрет податного оживления. Народ обеднел, но сделался платежеспособнее, чем прежде. Прежде у мужика было довольно хлеба, но никаких иных потребностей, и мало способов что-нибудь заработать зимой. Теперь он имеет эти способы: его личный бюджет возрос, как и государственный; мужик вдвое получает и вдвое более тратит. Никакими иными причинами нельзя объяснить непрерывного роста косвенных обложений. На одной водке мужик пропивает вдвое против того, сколько нужно, чтобы быть сытым.

Пессимист. И остается при этом голодным. Удивляюсь, как вы не видите, что окончательный итог нашей системы все-таки мужик, как он есть, т. е. существо близкое к нулю. Каковы бы ни были выкладки, теории, расчеты, но вот результат: человек деревни. Что ж, по-вашему, – он делает честь нашей финансовой системе?

Оптимист. Наша финансовая система существует пятнадцать лет, а мужик больше тысячи. Человека деревни сотворил не министр финансов, и валить на последнего все наши невзгоды не приходится.

18-го мая

Знаете, где хорошо было провести шумные дни петербургского юбилея? За городом. Чтобы вспомнить великое событие, всего лучше представить себе его не в теперешней обстановке, не в великолепной раме гранитных набережных, исполинских храмов и дворцов, а в глубокой тишине почти первобытного леса, «на берегу пустынных волн». Поезжайте в эти чудные майские дни куда-нибудь в глухие окрестности Петербурга или еще лучше на Крестовский остров, в западную его часть, во владение князей Белосельских-Белозерских. Тут до сих пор еще стоит совсем нетронутый местами дремучий лес. Сосны, ели, березы, ольха, осина. Ярко-зеленые, болотистые полянки отливают желтизной, и над ними гудит пчела. Днем жарко. Голубое небо с белыми грозовыми облаками. Тишина. В лесу нескончаемый щебет и свист птичий. Вдалеке глухо стонет кукушка. Над полянами заливаются жаворонки. В кустах уже распускающейся черемухи и рябины гулко щелкает соловей.

Когда веселый и грозный царь закладывал на «Веселом острове» новую столицу и с нею новый период нашей истории, была вот такая же мирная и скромная обстановка. Не было бесчисленных депутаций от европейских столиц и русских городов, но присутствовала русская природа, присутствовала земля в ее юношеских, весенних одеждах, в лучших красках и ароматах. Весна – коронование природы, и с ним совпало коронование России новою столицею, новою короной, от которой потянулась серебряная порфира моря, выходящего в океан.