Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Пессимист. Послушать вас – все обстоит благополучно, и казна затем только и берет с народа деньги, чтобы пропустить их сквозь фильтр сословий. Послушать вас – можно подумать, что взятый с плательщика податей рубль снова к нему возвращается, как блудный сын, и народ ничего не теряет, платя подати. Но на деле это не так. Если с меня берут, скажем, пятьдесят рублей налогов, прямых и косвенных, то это значит, отнимают у меня труд, потраченный на то, чтобы заработать эти пятьдесят рублей. Чтобы мне вернуть блудного сына, нужно затратить еще раз такой же труд.

Оптимист. Ну, что ж тут худого? Казна дает вам непрерывный повод трудиться, возбуждает вашу энергию…

Пессимист. Покорно благодарю. Я крайне благодарен за это и за другое многое, но говорить, будто я ничего не теряю, платя подати, – странно. Допустите, что подати облегчены вдвое, – у меня в доме оставались бы 25 рублей, которые работали бы на меня; я терял бы всего лишь половину теперешнего труда, а другая половина шла бы в мою пользу.

Оптимист. Зато и спрос на ваш труд был бы вдвое меньше. Теперь казна заказывает на два миллиарда работы, тогда – всего на один миллиард. В общем, народ недополучил бы от казны ровно столько, сколько недоплатил бы ей.

Пессимист. Но ведь не одна казна – потребитель. Главный рынок народный – сам народ, и это с основания мира. Было бы ужасно, если бы государство разделилось на два лагеря, из которых один брал бы с другого и работу, и деньги, чтобы уплатить за нее. Нормальный порядок – обмен услуг; я шью сапоги, вы печете хлеб, и затем мы меняемся продуктами труда. Но казна берет с нас налоги, то есть нашими же деньгами платит нам за сапоги и хлеб.

Оптимист. Вы все клоните к тому, что казна даром берет налоги. Но это глубокое заблуждение. По-вашему, казна собирает деньги и проживает их, вот и весь сказ. Но ведь это, голубчик, уж чересчур простое рассуждение, как будто даже простоватое. За то, что казна проживает налоги, она дает народу свой особенный товар – внешний и внутренний мир. Понимаете? Мир – это не шутка. Мы до того долго не воевали, что совсем отвыкли ценить благодеяния мира. Мы думаем, что мир – это естественное состояние, продукт дешевый, как воздух. Но это грубая ошибка: мир – роскошь, и за него платить нужно очень дорого. Припомним старинные времена. Отчего, скажите, пожалуйста, страна столь огромная, как Россия, до Петра Великого имела всего миллионов двадцать жителей (считая всю ее теперешнюю территорию). Простор был широкий, земли, лесов, угодий, пастбищ, озер и рек – сколько угодно, а людей было мало. Почему? Да по единственной причине, что мир был не обеспечен. Войны велись частые, многолетние, затяжные, причем нашествие своих было почти столь же тяжким, как и чужих. Жители, не платившие тогда двух миллиардов, иногда сразу теряли все, до последней нитки; у них отнималось не по 13 р. с души, а весь запас хлеба, холстов, одежды, все деньги, все предметы роскоши, часто весь скот. Деревни, села, города разорялись до основания. Очень часто мирные жители избивались поголовно или разбегались в лесные трущобы и болота, где гибли от голода и лесного зверя. Загляните в наши белорусские губернии – более жалкой нищеты трудно встретить, и народ хилый и сонный. Отчего это? Предки белоруссов выдвигали таких богатырей, как Мстиславы Смоленские, а теперь этот край – пустыня. Причина простая: Белоруссия – сплошное поле битв наших с западными соседями, и до сих пор не может оправиться от нашествий. Вся Европа за 17 с половиной веков со времен Августа едва доросла до 130 миллионов жителей (в 1762 г.). Но стоило хоть немножко успокоиться народам – и поглядите, как весь материк наш разом, дружно, поднялся в своих берегах, народил сотни миллионов и переливается через край, как полная чаша! Мы кричим: «Вооруженный мир, Боже! Какое несчастие, какая язва! Мы принуждены тратить на оборону страны треть своего бюджета!» Правда. Вооруженный мир – зло огромное, но в сравнении с эпохой древних войн – все же это большое благо. Мы тратим треть расходов на предотвращение войны – все же это лучше, чем тратить весь бюджет или рисковать всем достоянием страны, как это когда-то было. Нет, мы неблагодарны, мы слишком забывчивы, мы давно не переживали военных ужасов…

Пессимист. Есть и внутренние ужасы не лучше внешних…

Оптимист. Есть. Внутренний раздор, внутренний гнет – то же, что война. Я против этого не спорю. Например, крепостное право: оно несомненно задерживало рост России. Стоило освободить крестьян – и население за сорок лет удвоилось, несмотря на земельную густоту и общее оскудение. Уже маленькая прибавка к миру, к справедливости, к нравственному порядку – и глядишь, население ширится и цветет.