Элизабет Арним - Колдовской апрель

Миссис Фишер, сложив руки на коленях, ничего не делала, а только неотрывно смотрела в огонь. Рядом стояла удобная для чтения лампа, но она не читала. В этот вечер ей не хотелось перечитывать никого из ее великих покойных друзей. Они все время говорили одно и то же – снова и снова одно и то же, ничего нового почерпнуть из них было уже нельзя. Несомненно, они куда более великие, чем все эти нынешние, но у них был один серьезный недостаток: все они мертвы. Ничего большего от них уже и не ожидаешь, а ведь пока живешь, чего-то еще ждешь, не так ли? Она жаждала жизни, развития – все ясное и завершенное ей наскучило. Она думала, что вот если бы у нее был сын – такой как мистер Бриггс, дорогой ее мальчик, подвижный, непоседливый, живой, ласковый, заботящийся о ней и любящий ее…

При виде выражения лица миссис Фишер у миссис Уилкинс дрогнуло сердце. «Бедная старушенция», – подумала она, ощутив все одиночество возраста, одиночество того, кто пережил все радости мира и у кого остались одни страдания, полное одиночество старой бездетной женщины, которая не смогла обзавестись друзьями. Похоже, люди могут быть по-настоящему счастливы только парами – любыми парами, не обязательно любовными; пары друзей, матери и дети, братья и сестры – и где же миссис Фишер отыскать свою половину пары?

Миссис Уилкинс подумала, что ее, наверное, стоит снова поцеловать. Сегодня поцелуи пользовались большим успехом, она знала это, мгновенно почувствовала по реакции миссис Фишер. Так что она подошла к ней, наклонилась, поцеловала ее и радостно объявила: «Мы пришли», что, впрочем, и так было очевидно.

На этот раз миссис Фишер действительно подняла руку и удержала щеку миссис Уилкинс подле своей – нечто живое, полное любви, тепла, горячей крови, и, сделав это, она почувствовала себя в полной безопасности с этим странным созданием, уверенная, что та, кто сама постоянно и естественно совершает какие-то необычные вещи, воспримет этот ее жест как нечто само собой разумеющееся и не почувствует ни смущения, ни удивления.

Миссис Уилкинс нисколько не удивилась – она обрадовалась. «Наверное, я и есть вторая половина ее пары, – пронеслось у нее в голове. – Уверена, это я, точно я стану близким другом миссис Фишер».

Ее лицо смеялось, когда она выпрямилась. Это просто невероятно, то, что творит Сан-Сальваторе. Она и миссис Фишер… Но она видела их двоих близкими подругами.

– А где остальные? – спросила миссис Фишер. – Спасибо… дорогая, – сказала она миссис Уилкинс, потому что та пододвинула ей под ноги скамеечку – ей определенно требовалась скамеечка, ноги у миссис Фишер были коротковаты.

«Так и вижу себя через годы, – подумала миссис Уилкинс, в глазах ее плясали чертики, – как подставляю скамеечку миссис Фишер…»

– Роузы, – сказала она, – спустились в нижний сад, полагаю, чтобы предаться любви.

– Роузы?

– Ну или Фредерики, если вам так больше нравится. Они полностью слились, перемешались и стали неразличимы.

– Но почему бы просто не сказать Арбатноты, дорогая? – осведомился мистер Уилкинс.

– Ладно, Меллерш, Арбатноты. А Каролины…

Тут уж вздрогнули и мистер Уилкинс, и миссис Фишер. Мистер Уилкинс, обычно полностью владеющий собой, был поражен даже больше миссис Фишер и впервые с момента приезда рассердился на жену.

– Позволь… – с негодованием начал он.

– Ладно, Меллерш, тогда Бриггсы…

– Бриггсы! – вскричал мистер Уилкинс, на этот раз в самом деле рассердившись, ибо такое предположение было в его в глазах невероятным оскорблением всему роду Дестеров – мертвых Дестеров, живых Дестеров, и Дестеров, пока пребывавших в безопасности, поскольку они еще не родились. – Позволь…

– Прости, Меллерш, – сказала миссис Уилкинс, изображая раскаяние, – если тебе это не по нраву.

– Не по нраву! Да ты совсем разум потеряла! Они до сего дня ни разу друг друга не видели!

– Совершенно верно. Но именно поэтому теперь у них все впереди.

– Все впереди! – мистер Уилкинс мог только повторить возмутительные слова.

– Прости, Меллерш, – снова заявила миссис Уилкинс, – если тебе это не нравится, но…

Ее серые глаза сияли, на лице была написана уверенность, которая так поразила Роуз в их первую встречу.

– Возражать бесполезно, – сказала она. – На твоем месте я бы и не пыталась. Потому что…

Она остановилась, посмотрела сначала на одно вытянутое в тревоге лицо, потом на другое, и расхохоталась, а вокруг нее плясали сполохи огня.