Элизабет Арним - Колдовской апрель

Выйдя из-за кустов волчьей ягоды, она увидела спешившего ей навстречу Фредерика.

– Я решил сначала, прежде чем подойду к Роуз, разыскать вас, – сказал он. И быстро добавил: – Я готов целовать ваши туфли.

– Неужели? – улыбнулась Скрэп. – Тогда мне надо пойти и переобуться в новые. Эти недостаточно хороши.

Она чувствовала к Фредерику огромное расположение. Он, по крайней мере, никого захватывать и присваивать больше не будет. Его захватнические дни, внезапные и краткие, миновали. Хороший человек, приятный человек. Теперь он ей определенно нравился. Совершенно очевидно, он попал в какую-то запутанную ситуацию, и она была благодарна Лотти, что та вовремя вмешалась и не позволила ей сказать что-то безнадежно его ситуацию осложняющее. Но во что бы он ни впутался, теперь все было в порядке: его лицо и лицо Роуз излучали один и тот же свет.

– Теперь я буду обожать вас всю жизнь, – сказал Фредерик.

– За что же? – улыбнулась Скрэп.

– Я и раньше обожал вас за вашу красоту. Но теперь я восхищаюсь вами не только потому, что вы красивы как мечта, но и потому, что благородны как мужчина. Когда импульсивная молодая женщина, – продолжал Фредерик, – очаровательная импульсивная молодая женщина выпалила как раз вовремя, что я – муж Роуз… Вы повели себя в точности, как повел бы себя мужчина в отношении своего друга.

– Неужели? – сказала она, явив все свои очаровательные ямочки.

– Это редчайшее, драгоценнейшее сочетание, – заявил Фредерик, – быть женщиной и иметь благородство мужчины.

– Благодарю, – на этот раз улыбка у Скрэп вышла слегка печальной. Эти комплименты были ей по-настоящему приятны. Если б только она в самом деле была такой…

– Так что я хочу целовать ваши туфли.

– Может, не стоит так беспокоиться? – спросила она, протягивая ему руку.

Он взял ее, быстро поцеловал и поспешил прочь, сказав на прощание:

– Да благословит вас Бог.

– А где ваш багаж? – окликнула его Скрэп.

– О Господи, да… – Фредерик остановился. – На станции.

– Я пошлю за ним.

Он скрылся за кустами. Она прошла в дом, чтобы отдать распоряжения, и таким образом Доменико, к его большому недоумению, пришлось во второй раз за этот вечер отправляться в Медзаго.

Сделав все необходимые приготовления к полному счастью этих двоих, она в глубокой задумчивости медленно вернулась в сад. Любовь приносила счастье всем, кроме нее. Любовь, в ее самых разных проявлениях, захватила здесь каждого, кроме нее. Бедный мистер Бриггс был охвачен наименее достойным видом любви. Бедный мистер Бриггс. Он представлял собою серьезную проблему, и его завтрашний отъезд вряд ли ее от этой проблемы избавит.

Когда она присоединилась к остальным, мистер Арундел – она все время забывала, что он не мистер Арундел – уже уходил, взяв под руку свою Роуз: возможно, они решили поискать уединения в нижнем саду. Несомненно, им было что сказать друг другу: между ними раньше происходило что-то не то, но сейчас все наладилось. Сан-Сальваторе, сказала бы Лотти, это Сан-Сальваторе творит свои чудеса. Скрэп и сама поверила в его чары. Даже она почувствовала себя здесь намного счастливее. Мистер Бриггс будет единственным, кто уедет отсюда ни с чем.

Бедный мистер Бриггс. Он выглядел таким славным и таким юным, что трудно было представить его несчастным. Как же это несправедливо, что он, владелец этого места, тот, кому они обязаны всем, что с ними здесь произошло, оказался единственным, кто покинет это место несчастным.

Скрэп почувствовала угрызения совести. Сколько прекрасных дней провела она в его доме, лежа в его саду, наслаждаясь его цветами, любуясь его видами, пользуясь его вещами, в удобстве, в покое – отдыхая и приходя в себя. Это время было самым свободным, спокойным, полным раздумий временем в ее жизни, и на самом деле все благодаря ему. О, она понимала, что платила ему смехотворную еженедельную ренту, совершенно не компенсирующую все те преимущества, которые она получила взамен, но разве это справедливо? И разве не благодаря ему она встретила Лотти? Ни при каких других условиях они бы с Лотти не познакомились, она бы никогда ее не узнала.

А после угрызений совести Скрэп ощутила прилив благодарности. И прямиком направилась к Бриггсу.

– Я вам очень обязана, – сказала она, охваченная внезапным пониманием того, сколь многим ему обязана, и устыдившись своей грубости после ланча и за ужином. Он, естественно, даже не понял, что она была груба с ним. Ее внутреннее раздражение, как всегда, было закамуфлировано особым устройством ее наружности, но она-то знала, что чувствовала! Она была груба. Она годами была груба со всеми. Любой проницательный взгляд, думала Скрэп, по-настоящему проницательный, разглядит, какая она на самом деле – испорченная, злобная, подозрительная и эгоистичная старая дева.