Элизабет Арним - Колдовской апрель

Но и на этот счет у Скрэп имелись сомнения. Подобный разговор предполагает определенную фамильярность, более тесную дружбу с миссис Уилкинс, но если она все-таки с ней подружится – что грозит перерасти в избыточную привязанность со стороны миссис Уилкинс – и при этом мистер Уилкинс проявит смекалку, ведь люди могут быть весьма изобретательны, если им чего-то очень хочется, – и после всего все-таки станет крутиться в верхнем саду, миссис Уилкинс может легко поверить, что ею воспользовались, и заподозрит ее, Скрэп, в вероломстве. В вероломстве! И все из-за мистера Уилкинса! Поистине жены – безнадежные существа.

В половине пятого из-за кустов волчьей ягоды послышался звон блюдец. Неужели ей послали чай?

Но нет: звон не подбирался ближе, остановившись возле дома. Чай подали в саду, в ее саду! Скрэп подумала, что, если уж ее потревожили, то могли бы и пригласить к столу. Ведь все знают, что она здесь.

Может, кто-то из них принесет ей чаю в ее уголок?

Однако никто ничего не принес.

Что ж, она слишком проголодалась, чтобы не присоединиться сейчас к остальным, но на будущее отдаст Франческе четкие распоряжения.

Она встала и с медленной грацией, которая входила в список ее многочисленных привлекательных черт, направилась на звуки чаепития. Она не только проголодалась, но хотела снова поговорить с миссис Уилкинс. Миссис Уилкинс не пыталась ее присвоить, она на весь день оставила ее в покое, несмотря на то, как они сблизились накануне. Конечно, она была оригиналкой и вышла к ужину в шелковой блузе, но по крайней мере и не пыталась ее, леди Каролину, монополизировать. Это уже что-то значило. Скрэп приблизилась к чайному столику, высматривая миссис Уилкинс, но увидела только миссис Фишер и миссис Арбатнот.

Миссис Фишер разливала чай, миссис Арбатнот предлагала миссис Фишер макаруны. Каждый раз, когда миссис Фишер что-то протягивала миссис Арбатнот – чашку, молоко, сахар – миссис Арбатнот протягивала ей в ответ макаруны, причем делала это со странным усердием, чуть ли не с упрямством. Это что, такая игра? Скрэп уселась и взяла один макарун.

– А где миссис Уилкинс? – осведомилась Скрэп.

Они не знали. По крайней мере миссис Арбатнот сказала, что не знает, а миссис Фишер, услышав это имя, изобразила крайнюю незаинтересованность.

Оказалось, миссис Уилкинс никто не видел с самого завтрака. Миссис Арбатнот предположила, что она, вероятно, отправилась на пикник. Скрэп почувствовала, что скучает по ней. Она ела гигантские макаруны, самые вкусные и большие из когда-либо ей встречавшихся, в полнейшем молчании. Чай без миссис Уилкинс был скучным, к тому же миссис Арбатнот взялась по-матерински ее опекать, что было ужасно: все пыталась устроить ее поудобнее, уговаривала съесть что-нибудь – это ее-то, которая уже столь неприкрыто, и даже чрезмерно, ела, – что Скрэп снова задумалась о своей изнурительной жизни. Ну почему ее не могут оставить в покое? Она вполне способна есть все, что ей хочется, безо всякого понукания. Она пыталась остудить рвение миссис Арбатнот, будучи с ней резка. Бесполезно. Резкости никто не заметил. Она оставалась, как и прочие злобные чувства Скрэп, скрытой за непроницаемой вуалью ее обаяния.

Миссис Фишер сидела неподвижно, не обращая внимания ни на одну из них. У нее был крайне непонятный день, и она слегка беспокоилась. Весь день она провела в одиночестве, поскольку на ланч никто из трех остальных не явился и даже не побеспокоился предупредить ее, что не появится, а миссис Арбатнот, как-то так, вроде бы случайно, вышедшая к чаю, вела себя весьма странно, пока не пришла леди Каролина и не переключила на себя ее внимание.

Миссис Фишер была готова не испытывать неприязни к миссис Арбатнот, чей прямой пробор и мягкое выражение лица казались весьма приличными и женственными, но у нее определенно имелись привычки, которые любить было трудно. Например, неожиданной оказалась ее привычка эхом откликаться на любое предложение еды и питья, тут же делая встречное предложение. Вопрос «Не хотите ли еще чаю?» был из тех, на которые следовало отвечать простыми «да» или «нет», однако миссис Арбатнот упорствовала в трюке, который уже продемонстрировала за завтраком днем ранее: к «да» или «нет» она непременно добавляла: «А вы?» Сегодня утром за завтраком она повторила этот трюк, и вот теперь, снова, за чаем – а ведь на обеих этих трапезах миссис Фишер сидела во главе стола, и сама наполняла чашки.

Но не это беспокоило ее – это было так, между прочим. Беспокоило ее то, что сегодня она не была способна хоть на чем-нибудь сосредоточиться, ни на каком деле, она все время блуждала между своей гостиной и своей крепостной стеной. День проходил совершенно без толку, а она терпеть не могла бессмысленно тратить время. Она пыталась читать, она пыталась написать Кейт Ламли, но нет – прочтет несколько слов, напишет несколько строк, и снова отправляется на стену и смотрит на море.