Элизабет Арним - Колдовской апрель

Действительно стоит подумать о Кейт. Бедняжка никогда не была замужем; трудно ожидать, что все могут побывать замужем; но она была вполне комфортабельно устроена – не то чтобы очень, но в достаточной степени для того, чтобы оплатить свои расходы и быть благодарной. Да, Кейт – это решение. Если она приедет, то миссис Фишер одним махом укажет Уилкинсам на их место и предотвратит попытки миссис Уилкинс захватить больше одной комнаты. К тому же миссис Фишер избавится от одиночества – духовного одиночества. Она нуждалась в физическом одиночестве между трапезами, но ей совсем не нравилось одиночество души. В то время как последнее вполне вероятно в обществе этих молодых женщин с совершенно чуждыми ей мыслями и интересами. Даже миссис Арбатнот, судя по ее дружбе с миссис Уилкинс, было свойственно инакомыслие. В Кейт она обретет поддержку. И Кейт не станет вторгаться в ее гостиную, ибо она дама кроткая и сговорчивая, а во время трапез будет рядом и окажет миссис Фишер необходимую поддержку.

В тот момент миссис Фишер ничего не сказала, но потом, когда они все собрались в большой гостиной вокруг дровяного камина – миссис Фишер обнаружила, что в ее гостиной камина нет, и поскольку вечера еще оставались прохладными, была вынуждена проводить их вместе со всеми – потом, когда Франческа подала всем кофе, а леди Каролина принялась отравлять воздух сигаретой, миссис Уилкинс, довольная, с явным облегчением заявила:

– Что ж, если никому эта комната не нужна и ее не будут никак использовать, я буду очень рада, если Меллерш сможет там разместиться.

– Конечно, там он и должен быть, – сказала леди Каролина.

И тут заговорила миссис Фишер.

– У меня есть подруга, – произнесла она своим низким голосом, и все остальные вдруг умолкли.

– Кейт Ламли, – сказала миссис Фишер.

Все молчали.

– Может быть, – обратилась миссис Фишер к леди Каролине, – вы с ней знакомы?

Нет, леди Каролина не знала Кейт Ламли, и миссис Фишер, не удосужившись спросить о том же остальных, потому что откуда им знать Кейт Ламли, продолжила:

– Я хочу пригласить ее ко мне присоединиться.

Полная тишина.

Затем Скрэп, повернувшись к миссис Уилкинс, сказала:

– Тогда это решает вопрос с Меллершем.

– Это решает вопрос миссис Уилкинс, – заявила миссис Фишер, – хотя я не понимаю, как такой вопрос вообще мог возникнуть, потому что это единственно правильное решение.

– Боюсь, вы вряд ли таким решением довольны, – сказала леди Каролина, вновь обращаясь прямо к миссис Уилкинс, и добавила: – Разве только он все-таки не сможет приехать.

Но миссис Уилкинс, нахмурив брови – наверное, она все же недостаточно прочно закрепилась в раю, – только и смогла, что произнести с тревогой:

– Я вижу его здесь.

Дни текли в солнечном мареве, ровные, без событий – хотя только казалось, что без событий, – и слуги, наблюдая за четырьмя дамами, пришли к выводу, что в них крайне мало живости.

Слугам Сан-Сальваторе казался сонным царством. Никто не приходил к чаю, сами дамы ни к кому не ходили на чай. Другие весенние постояльцы были куда деятельнее. Все куда-то ходили, чем-то занимались, нанимали лодку, устраивались экскурсии, пролетка Беппо не стояла без дела, приезжали гости из Медзаго и оставались на целый день, дом звенел от разговоров, иногда даже пили шампанское. Жизнь кипела, жизнь была занимательной. А это? Это что такое? Слугам даже не делали выговоров. Они были предоставлены самим себе. Они зевали от скуки.

Смущало также и полное отсутствие джентльменов. Как джентльмены могли оставаться в стороне от таких красавиц? Потому что, если не брать в расчет старую даму, три молодых представляли собою именно то, чего всегда ищут и жаждут джентльмены.

А еще слуг вводило в недоумение явное желание дам проводить как можно больше времени по отдельности, каждая сама по себе. В результате в доме царила мертвая тишина, нарушаемая лишь во время трапез. Здесь было пусто и тихо, как зимой, никаких признаков жизни. Пожилая дама сидела одна в своей комнате; темноглазая бесцельно бродила среди скал, где ее иногда встречал, занимаясь своими обязанностями, Доменико; самая красивая, светловолосая, лежала в своем кресле в верхнем саду, и тоже в одиночестве; а та светловолосая, которая менее первой, но все равно красивая, в одиночку часами пропадала в горах, и каждое утро солнце вставало, медленно проплывало над домом, вечером опускалось в море, и ничего не происходило.