Валентин Курицын - В зареве пожара

Движение экипажей было приостановлено.

Из группы демонстрантов на тротуары летели пачки прокламаций.

Зрители пугливо пятились и переминались на одном месте.

Листки падали на снег. Их топтали ногами.

Публика на тротуарах толпилась самая разношёрстная: преобладало простонародье, но попадались и чиновничьи кокарды, мелькали светлые пуговицы гимназических шинелей; зимние шляпы разряженных барынь чередовались со скромными платочками швеек…

Высокий представительный господин, в пальто с бобровым воротником и в фуражке с зелёным кантом, с шагреневым портфелем под мышкой, стоял на краю тротуара и щурил свои близорукие бесцветные глаза на чёрную, медленно подвигавшуюся колонну… Его сухое, тщательно выбритое лицо выражало брезгливое недоумение и негодование.

Рядом с ним примостился на тумбу юркий мальчуган в рваном зипунишке и больших, видимо, отцовских катанках. Он смешно вытягивал свою веснущатую мордочку и таращил глаза на диковинное зрелище…

Из толпы зрителей выделялись две девушки. Одна из них, подросток лет пятнадцати, хорошенькая блондинка с бледным утомлённым лицом, прижималась к старшей подруге и тихо шептала:

— Посмотри, Оля, посмотри — вон Сергей из машинного отделения, а вон ещё наши, типографские…

— Тише… нас могут услышать.

Предостережение это было не лишним: среди толпы по тротуару шныряли субъекты подозрительного вида, с острыми ищущими взглядами и тонким слухом.

…Кухарка с корзиной провизии на руке, видимо, возвращавшаяся с базара, испуганно качала головой, прислушиваясь к разговорам окружающих…

— Важно шагают — в такту, что твои солдаты!

— Глянь-кось, Матрёна Ивановна, глянь-кось — и женский пол с ними. Страху на них нет. — Эх, шилохвостки!

— …Теперича, как дойдут до мосту, тут им и капут.

— Небось, за таки дела начальство не помилует…

Отставной солдат в старой рваной шинели, с сапожными колодками под мышкой, сердито двигал серыми подстриженными усами и хмуро бормотал:

— Жиды мутят. Через них всё… Теперь обойти с флангов, да и ударить в приклады — мокренько бы стало… Были мы в Польше на усмирении…

— Ах, молодёжь, молодёжь! Как она безрассудно губит себя…

— Нет, вы, господин, подумайте, каково ихним родителям. Чай, сердце кровью обливается…

— Это точно… Кому приятно?

— …И с чего они бунтуют? Чего им, путаникам, не достаёт!

— Слободы, тётка!

— Слава те, Господи, век без эфтого жили…

— …Кум, а кум, куда те леший несёт? Аль нагайки не пробовал? Посто-ой… дурья голова. Держи-ись…

— Пусти-и, — отмахивался пьяный мужичонка, — пусти-и, Митрий! Не замай… Сыпь на серёдку… Слобода вышла.

— …Взять бы их в приклады!

— …Смотри, Оля, знамя какое… Буквы-то золотые: «Российская социал-демократическая…» Ах, Господи, как толкаются!

— Осади, осади назад!

— Проходите, господа, убедительно прошу — проходите!

— Ишь, фараоны…

— Граждане, в этот знаменательный день, когда ряды пролетариата…

— Правильно! Ах, дуйте-те горой! Разодо-олжил!

— …Знамя рабочего класса…

— Проходите, не задерживайтесь!

— Ох, батюшки, мальчонку задавили! Отцы мои…

— Сторонись, тётка!

…Любопытные всё прибывали.

На тротуарах становилось тесно. Гул перекрёстных фраз, отрывистых восклицаний стоял над толпой.

…Между тем, демонстранты медленно, но уверенно подвигались по улице. Путь пока был свободен.

В их рядах преобладали молодые безбородые лица. Сотни глаз блестели юношеским энтузиазмом.

В первом ряду выделялся молодой рабочий, нёсший знамя. Его руки, чёрные от копоти горна, крепко сжимали древко. Лицо, побледневшее от внутреннего волнения, хранило отпечаток глубокого чувства…

— Товарищи — Марсельезу!

И сразу сотни голосов бросили в морозный сухой воздух зажигающие слова песни.

«Отречёмся от старого мира»…

Было странно, жутко и грустно слышать огненные, полные призыва слова в холодном тумане зимнего дня, среди враждебно притаившейся улицы с её безграмотными вывесками, с самодовольно-аляповатой архитектурой купеческих домов…

— Вставай, поднимайся! — гремела песня. [1] Из текста русской революционной песни «Рабочая Марсельеза» — А.Я.

И казалось, что все эти молодые, смелые, горячие люди, так открыто поднявшие знамя протеста, стучатся в какие-то крепко запертые двери.

Стучатся, но не получают ответа…

…Морозный туман напоминал о сумрачном кошмаре обывательщины, в котором коснел город.