Дмитрий Гусаров - Трагедия на Витимском тракте

Видя, что все провалено, Бельский решил немедленно арестовать всех лиц, знавших Ленкова, и тех, у кого, по имеющимся сведениям, мог скрываться главарь банды. По телефону он переговорил с начальником угрозыска Фоменко, велел ему поднимать всех сотрудников.

Филька–Медведь, Тащенко и пьяный Бурдинский были взяты прямо в харчевке. Несколько оперативных групп поехали одновременно в Кузнечные ряды, чтобы произвести обыски и аресты в домах Кости Баталова, его брата Спиридона, Маркела Сабинова, у цыган Гроховских и Зазовских, у известной перекупщицы краденого Александры Киргинцевой.

Зная по опыту прошлых облав, насколько осторожен и предусмотрителен главарь банды, Бельский совсем не рассчитывал, что на этот раз удастся наткнуться на самого Костю Ленкова.

Но вышло по–иному…

Когда начальник угрозыска Фоменко и его агенты вошли в дом Киргинцевых, они обратили внимание, что дверь на улицу не заперта. На вопрос — есть ли в доме кто–либо чужой, хозяин ответил, что никого нет, и при этом боязливо посмотрел в темноту сеней. Это был быстрый, совсем мимолетный взгляд, но и его оказалось достаточным, чтобы опытный Фоменко понял — тут далеко не чисто.

— На чердаке кто–то есть! — крикнули со двора.

Фоменко вышел на улицу. Вход на чердак в доме Киргинцевых был наружным — по деревянной лестнице…

— Кто на чердаке? — крикнул Фоменко. — Слезай или будем стрелять!

В ответ ни звука.

— Еще раз повторяю — слезай или будем стрелять!

Снова молчание.

Фоменко повернулся к дрожавшему, съежившемуся хозяину дома:

— Есть там кто–нибудь?

— Н-ет. Н-не знаю… Никого не было.

— Полезай туда! — шепотом приказал Фоменко и дал знак агентам подсадить Киргинцева на лестницу.

Подпираемый в спину дулами наганов медленно и молча взбирался хозяин дома по скрипучей лестнице вверх. Вот его голова оказалась уже на уровне черного открытого лаза. В этот момент оттуда грянул выстрел. Киргинцев еще успел крикнуть:

— Костя, не стреляй! Это — я!

И грузным безжизненным мешком свалился на землю.

В ту же секунду из темноты чердака раздался новый выстрел. Кто–то спрыгнул вниз и, стреляя на бегу, метнулся к забору.

— Ребята, это — Ленков! Держите его! — слабеющим голосом крикнул Фоменко. Тяжело раненый, он лежал на земле и силился поймать на мушку убегавшего. Вспышки беспорядочных торопливых выстрелов мелькали со всех сторон, но бандит, словно заколдованный, в четыре прыжка достиг забора, перемахнул через него и скрылся. Четверо сотрудников угрозыска бросились вдогонку, но темнота, всеобщий переполох и ошалелый лай собак по всему поселку сделали погоню безуспешной.

Начугрозыска Фоменко скончался по пути в больницу.

Лишь позже выяснилось, что его убийцей был не Ленков, а один из главарей банды Михаил Самойлов. Сам Ленков, воспользовавшись суматохой, бесшумно вылез через чердачное окно с другой стороны и вновь скрылся.

Аресты продолжались. К утру в арестном помещении при ГПО находилось семнадцать лиц, подозреваемых в соучастии в банде Ленкова. Нетронутой осталась лишь одна известная бандитская явка — там, где квартирантом благополучно устроился секретный агент госполитохраны. Для отвода глаз в арестном помещении содержался и бывший красный партизанский командир Бурдинский.

Новая жертва бандитизма, вторые торжественно–траурные похороны в городе за неделю…

Чита негодовала. Газеты вновь запестрели призывами: «Бандитизм — оплот внутренней контрреволюции! Все силы на борьбу с ним!»

Эсеры воспрянули духом. Гибель начальника угрозыска Фоменко от руки общеизвестного уголовника Ленкова, которого весь город считал теперь бесспорным виновником витимской трагедии, как бы снимала все обвинения против их партии в том, что она замешана в убийстве Анохина и Крылова. Они на митингах и в печати с готовностью присоединились ко всеобщему призыву — «Положить конец бандитизму!» Однако тут же с мудрым видом считали нужным добавить, что бандитизм — явление социальное, что корни его кроются в неразрешенных противоречиях жизни, что он является своеобразным стихийным протестом масс против ограниченности демократии в ДВР. Трудно было понять: то ли осуждают они бандитизм, то ли морально оправдывают его?