— Разумеется, разумеется! — закивал Маседо.
— Отлично! А теперь пойду приму ванну. Эти мерзавцы меня доконают.
И он исчез в темном гостиничном коридоре с замызганными полами и вонючими стенами.
Маседо уже направился было на кухню, чтобы посмотреть, как готовится ужин, но тут вдруг он вспомнил, что ведь у него у самого безработный племянник сидит на шее. Вот как раз бы от него избавиться… Он помедлил, раздумывая: «Хорошего там, конечно, мало; сбор каучука и тропическая лихорадка никому цветущего вида не придадут… Но черт возьми! Другой-то работы нет!» А он не желает всю жизнь содержать племянника.
Воспоминание о сестре, одиноко жившей в Лиссабоне и обожавшей сына, на какой-то момент поколебало было его решение.
Но Маседо внутренне воспротивился своей слабости. Нет, так дальше продолжаться не может. Он уж и так много для него постарался! Другие, будь у них даже больше возможностей, столько бы не сделали! Он дважды подыскивал племяннику работу, а когда тот снова оказывался за бортом, давал ему ночлег, еду и чистое белье. Кто же виноват, что каучук падает в цене и хозяева вынуждены увольнять служащих? В конце концов не умрет же он от этой работы! Многие работали на сборе каучука, и ничего, здоровья не потеряли. Алберто — умный парень, и, если он не будет рохлей, труд на плантации, возможно, даже пойдет ему на пользу…
Окончательно решившись, он повернул обратно и медленно, тяжелой слоновьей походкой зашагал по коридору. В полумраке мелькали лишь его лысина да белые брюки, обтягивающие толстый живот. Эта разжиревшая от малоподвижного образа жизни туша весом в центнер остановилась около одной из дверей комнат для приезжих. Маседо повернул ключ в замке.
— Алберто! Ты здесь?
— Да.
— Ты спал?
— Нет; я закрыл окошко, потому что снизу несет какой-то вонью.
Послышался шорох, — должно быть, Алберто соскочил с постели, затем в темноте прозвучали торопливые шаги, и вскоре сквозь распахнутую ставню в комнату проник тусклый свет. Он осветил жалкую комнату, железную кровать, в которой, несомненно, гнездились паразиты, плоскую, как в казармах, подушку и, наконец, высокого черноволосого юношу с осунувшимся лицом и тусклым взглядом, свидетельствовавшим о душевной апатии. Брюки были широки ему в поясе, а на обнаженном, исхудалом торсе можно было, казалось, сосчитать все ребра. Он сел на край кровати и начал поспешно надевать пижамную куртку.
— Извините…
— Ничего; не беспокойся.
— Стояла такая жара…
Маседо засунул за подтяжки толстые волосатые пальцы и прислонился к дверному косяку с самым благодушным выражением лица, какое только мог припомнить его племянник.
— Сегодня тебе удалось узнать что-нибудь новенькое?
— Нет. Я был у Агапито. Он сказал, что помнит о моей просьбе, что там видно будет… И все.
— Ах, вот как! Но мы уже по горло сыты обещаниями! Торговля, надо признать, идет из рук вон плохо, и с каждым днем все больше продавцов остается без работы. И хуже всего, что я не представляю себе, изменится ли что-нибудь к лучшему. Цены на каучук с каждым днем падают. Многим фирмам предстоит банкротство… Ох, и многим! Вот мне и пришло в голову… Просто одна мысль… Если ты не согласен — поступай как знаешь… Хотя, честно говоря, я понятия не имею, что мне с тобой дальше делать… Ума не приложу!
— А что за мысль?
— Я подумал… Здесь один человек остановился, Балбино, ну, знаешь, он всегда ходит с сигарой во рту, — он ездил в Сеару [1] Сеара — штат Бразилии. По техническим причинам разрядка заменена болдом ( Прим. верстальщика )
набирать людей для Рио-Мадейры. Вчера у него сбежали трое завербованных… Так вот я подумал… Если поговорить с ним, может быть, он тебя пристроит…
Маседо запинался, останавливался на полуслове, наблюдая за племянником и удивляясь, что тот до сих пор его не перебил.
— По крайней мере, тогда у тебя будет работа…
— Я должен завербоваться на каучуковые промыслы?
— Если ты хочешь, конечно, смотри сам. Просто мне пришло в голову.
Юноша молча стал разглаживать рукой мятые брюки…
— Вы сказали, что он отправляется в Рио-Мадейру?
— Да. На каучуковую плантацию Параизо [2] Параизо — рай (португ.) Так называлось место, где велась добыча каучука.
.
— Рио-Мадейра… Рио-Мадейра… Но ведь там, говорят, повальная лихорадка?
— На Рио-Мадейре?
— Да, впрочем, везде на каучуковых плантациях лихорадка косит людей.
Маседо чуть было не взорвался, но пересилил себя, удержав готовые сорваться с языка слова.
Читать дальше