Феррейра Кастро - Сельва

Но дальше они снова увидели множество орхидей. Среди сплошной зелени они образовывали висячий сад всевозможных акварельных тонов. Неожиданно увиденная красота смягчала унылое однообразие зарослей. Орхидеи вызывали в памяти пухлые женские губы, волнующие женские улыбки, принося из мира грез сладострастные картины любовных объятий.

Фирмино, прислушиваясь, греб теперь, медленно, стараясь не производить никакого шума.

Внезапно какой-то зверь нырнул в воду, и громкий всплеск нарушил тишину.

— Вот проклятый! — воскликнул мулат. И двумя сильными гребками причалил лодку к краю отмели.

Это был клочок земли, не затопленной половодьем, разжиженной по краям и покрытой посередине опавшей листвой и сухими стволами, гнившими на влажной почве. Все звери — и те, на которых охотились, и многие другие, — спасаясь от воды, скопились здесь, в единственном убежище, предоставленном им сельвой во время многомесячного половодья. Только обезьяны, ловко перепрыгивающие с дерева на дерево, словно акробаты, лазающие ради развлечения по лианам, могли и зимой путешествовать по зарослям. Остальные же оказались пленниками на этом острове: их здесь было более двух, а то и трех сотен на немногих метрах твердой земли, понурых и голодных, в окружении безжалостной воды. Там была белая морская свинка с лунатическими глазками; заманчивый для хищников тучный тапир, плохо видящий даже при солнечном свете; маленькая котиа — проворный, как заяц, грызун, поднимающий тревожный крик всякий раз, когда чует приближение человека; муравьед с поднятым кверху хвостом, тоскующий по еде, которую он находил в муравейниках, высоких, словно сторожевые башни; броненосец в белесом панцире, с острой мордочкой, способный пробурить любую почву; пугливый олень и плотоядный ягуар, наиболее счастливый из всех, поскольку он мог по очереди выбирать из товарищей по, плену того, кто вызывал у него наибольший аппетит. Там было и много других животных, и время от времени, пополняя Ноев ковчег, появлялись, наблюдая сверху и посмеиваясь над чужим горем с дерзостью, которую давала им свобода передвижения, маленькие грызуны куатипуру, обезьяны капижуба, барригуда и прего.

Почуяв опасность, наиболее отважные из пленников бросались в воду. Бац-бац — пули Фирмино настигли стройного оленя, плывшего под сенью затопленных деревьев. Другие, обладая мимикрией, сливались с листвой либо прятались в дуплах сгнивших деревьев. Но и там Фирмино настигал их, шестом прижимая к стенке дупла. И потом ножом, продырявив мертвый ствол, приканчивал их, нанося «удар милосердия».

Эта охота избавляла от необходимости держать многодневный запас еды, зря расходуя соль, чтобы сохранить ее; животные — жертвы сельвы, давшей им жизнь и облегчавшей им смерть, никуда не могли убежать отсюда. Фирмино мог приехать сюда через неделю, две, через месяц; в любое свободное время, пока вода не спадет, он всегда нашел бы их здесь — и всегда они послужили бы ему завтраком или обедом.

Внезапно, хотя дно лодки было уже все завалено окровавленной добычей, мулат, сверкнув лукаво-настороженной улыбкой, схватил ружье и среди верхних ветвей отыскал то, чего не успел разглядеть Алберто.

Тревожный рев, угрожающий рык, в котором звучали боль и свирепость, были ответом на выстрел.

Торжествующи улыбаясь, Фирмино выстрелил снова, и тогда, падая с ветви на ветвь, внизу распластался огромный ягуар.

— Красавец, а, сеу Алберто?

Зверь бился в предсмертных судорогах; яркие глаза сверкали, когти скребли землю, брюхо вздымалось в безнадежном дыхании, и клыки скалились гримасой, выражавшей угрозу и страдание.

— Ягуара тоже едят?

— Едят, но я не люблю. Мясо жесткое, не разжуешь… — И, улыбаясь, добавил: — Вы, сеу Алберто, не заметили его?

— Нет.

— Подойди вы сюда один и была бы здесь самка с детенышами, то вас бы, сеу Алберто, сожрали так быстро, что вы бы не заметили…

— Но ведь ягуар не всегда опасен?

— Да как сказать! Когда самка с детенышами или в течке, а рядом самец, она бросается на человека и может растерзать, если ему не удастся спастись бегством. Но в одиночку она сама бросается наутек, боясь быть подстреленной. Вы, сеу Алберто, не слышали, как ягуар карабкался по дереву, когда мы подошли? Нет? А я услышал сразу, как только лодка коснулась отмели. Но я оставил его на конец… Хотя это опасно: бывает, что он прыгает со страха на того, кто внизу… Пошли?

Зверь уже еле дышал, и белизна его клыков окрасилась булькающей кровью. Он лежал на боку, и левый глаз его был забит землей, а правый мало-помалу затуманивался.