Феррейра Кастро - Сельва

— Я бы хотел три литра муки…

— Три литра муки…

— Кило рыбы пираруку…

— Кило пираруку…

— Полкило сахара…

— Сахара…

— И я б хотел еще ружье…

Жука Тристан перестал записывать.

— Ружье? У тебя совесть есть, или ты что, смеешься надо мной? Ружье! Да ты знаешь, сколько оно стоит?

— Но… Индейцы… В Тодос-ос-Сантос, как вам известно…

— Какие там еще индейцы! Серингейро, который не добывает одного круга каучука в неделю, да еще портит деревья, — ему, видите ли, еще понадобилось ружье!

Видя, что дело оборачивается круто, Фирмино стал дергать Алберто за рубаху. Жука Тристан продолжал:

— Индейцы не приходят в поселок зимой. А до следующего лета еще очень далеко. Сейчас река только начинает разливаться. Работай, работай, после поговорим. Возьми вот. — И он сунул ему в руку записку на продукты, которые тот у него просил.

Фирмино, схватив взволнованного Алберто за руку, поскорее вывел его наружу, уступив свою очередь другому серингейро.

— Подождите меня здесь. Не следует перечить сеу Жуке. Он больше не даст и не спустит с нас глаз. Вы могли и этого не получить. А ружье я вам дам свое.

Алберто прислонился к ограде веранды, потрясенный, растерянный, в глазах у него стояли слезы.

Вокруг них серингейро обсуждали свои счета, которые Бинда им прочитывал, уныло вздыхая или высчитывая, сколько им понадобится еще времени, чтобы погасить долг. «Если бы хоть каучук поднялся в цене!» — «Какое там! Больше не поднимется!» — «Поднимется! Клянусь, что поднимется».

А в лавке повторился недавний диалог. Жука Тристан отказывался дать ружье новичку из Попуньяса.

Алберто услышал слова, которые вывели его из оцепенения:

— Я приехал сюда не за тем, чтоб лишиться жизни, сеу Жука!

— А я не за тем, чтоб лишиться своих денег. Уходи, убирайся с моих глаз!

Серингейро вышел на галерею с налитыми кровью глазами и трясущимися от злости губами и начал изливаться товарищам в жалобах:

— Хозяин не хочет продать мне ружье… Ему-то что, сюда ведь индейцы не доберутся…

— Мне тоже не продал!

— И мне!

— Но коли меня прикончат, он больше потеряет. Все, что за мной числится…

Все рассмеялись. Обозленный серингейро тоже смеялся. Они были люди покорные, легко со всем смирялись и сейчас были озабочены только своими счетами.

Алберто, вспомнив, что и у него есть счет, развернул бумагу. Там были записаны расходы по переезду из Сеары в Пара того завербованного, который сбежал в Белене: стоимость его билета на «Жусто Шермоне» и сколько уплачено за его топорик, таз, чашки, глиняный горшок, полосатую материю — все.

— Конто и шестьсот сорок…

Фирмино появился снова и заторопил Алберто:

— Пошли! Пошли!

На складе они получили продовольствие, спросили про письма и, услышав ответ Винды: «Нет, нет письма для тебя», — отошли от прилавка.

Серингейро уже обо всем забыли, и на улице шла оживленная беседа. Бутылки переходили из рук в руки, а столбы навеса служили укрытием, за которым бутылка с кашасой тайком опрокидывалась в истомленные, ненасытные рты. Среди смакующих маячила высокая тощая фигура негра Тиаго: старику то тут, то там давали глотнуть те, кто не держал на него зла.

Один Фирмино, потягивая свою порцию, не обнаруживал большего веселья, чем в предыдущие дни.

— Ну что, пошли, сеу Алберто?

— Как хочешь.

Они спустились с холма. Мулат мрачнел все больше. Кашаса повергала его в тоску и уныние.

— Сейчас увидите, как мы тут веселимся… Уж какое веселье, когда женщин раз-два и обчелся! Но все-таки развлечение, — проговорил Фирмино, когда они выходили из барака, и снова замолчал. На вопросы Алберто он отвечал, но не поддерживал разговора, как будто тяжесть мешка за спиной лишала его дара речи. Он шел впереди не спеша: вечерника начнется еще не скоро, не раньше, чем птицы бакурау сядут в траву, и торопиться было некуда.

Позади слышались шаги серингейро, также направлявшихся на вечеринку в дом Лоуренсо, единственный соблазн ночной сельвы.

— И на всех серингалах так, Фирмино?

— Вы про что спрашиваете?

— Ну вот так, как здесь… С такими хозяевами, как сеу Жука…

— Похуже хозяин или получше, серингалы все одинаковы. В одном добывают больше каучука — в Жамари, Машадо и вроде бы в Акре, — в другом меньше… А так все одно и то же.

Он снова замолчал. Но Алберто не унимался. Молчание мулата вызывало у него желание говорить.

— Сеу Жука тоже объезжает поселки?

— Случается…

— Но я думаю, мою работу он не видел. Это Балбино ему насплетничал. Может, я еще не надрубаю по всем правилам, но деревья я не гублю… Если бы сеу Жука сам приехал и поглядел, он отнесся бы иначе…