Тони Моррисон - Возлюбленная [litres]

Еще на излучине дороги он услышал поющих, задолго до того, как увидел их.

Когда женщины собрались перед домом номер 124, Сэти была занята тем, что дробила кусок льда, собирала осколки в карман фартука и бросала потом в кастрюлю с водой. Услышав за окном пение, она как раз смачивала в ледяной воде тряпку, чтобы приложить ее ко лбу Бел. Возлюбленная, вся мокрая от пота, распростерлась на постели Бэби Сагз в гостиной, держа в руке кусочек каменной соли. Они услышали пение женщин одновременно, и обе подняли головы. Голоса становились все громче, и Возлюбленная села, лизнула соль и перешла в большую комнату. Потом они с Сэти, обменявшись взглядами, подошли к окну. Они увидели Денвер, сидевшую на крыльце, а за ней, на границе двора и улицы, исступленные лица примерно тридцати женщин, их соседок. У одних глаза были закрыты; другие смотрели прямо в жаркие, сияющие небеса. Сэти открыла дверь и взяла за руку Возлюбленную. Вместе вышли они на порог. Сэти показалось, что Поляна из прошлого явилась к ней сюда вместе с жарой и шепчущейся листвой, когда женские голоса пытались отыскать единственно верное сочетание звуков, тот ключ, тот волшебный аккорд, который позволил бы снять со слов их внешнюю оболочку. Женщины складывали голоса так и эдак, пока не прозвучала наконец нужная секвенция, которая оказалась настолько мощной, словно вот-вот должны были встрепенуться глубины морские, задрожать могучие старые каштаны и уронить свои плоды на землю. Волна звуков обрушилась на Сэти, и она задрожала с головы до ног, словно младенец, опущенный в купель.

Поющие женщины сразу узнали Сэти и, на удивление самим себе, не испытали ни малейшего страха, увидев ту, что стояла с нею рядом. До чего же это дьявольское отродье умное, подумали они. И красивое. Предстает перед людьми в обличье беременной женщины, только совершенно обнаженной и чему-то все время улыбающейся под жарким полуденным солнцем. Черная, как грозовая туча, с блестящей от пота кожей, Возлюбленная стояла перед ними на длинных прямых ногах, выставив большой тугой живот. Множество искусно заплетенных косичек виноградными лозами окутывали ее голову и плечи. Господи! Улыбка ее была ослепительна.

Сэти чувствует, как щиплет ей глаза, и, возможно из желания сохранить ясность зрения, поднимает их вверх. Небо синее и безоблачное. В яркой зелени листвы не чувствуется еще дыхания осени и смерти. Но когда она чуть опускает глаза, чтобы снова взглянуть на эти любящие лица, то сразу видит его. Он медленно ведет под уздцы лошадь, на нем черная шляпа с широкими полями — достаточно широкими, чтобы скрыть его лицо, но намерений его они скрыть не могут. Он входит к ней во двор; он приехал, чтобы забрать у нее самое дорогое. Она слышит шум крыльев. Колибри снова вонзают тонкие клювы-иглы сквозь ее головной платок, сквозь волосы прямо в кожу и хлопают крыльями. И если у нее есть в голове хоть одна мысль, то это: «Нет! Нет-нет. Нет-нет-нет». Она взлетает. Топорик для рубки льда она больше не держит в руке, нет, он сам стал ее рукой.

Оставшись на крыльце одна, Возлюбленная улыбается. Но теперь в ее ладони ничего нет: пусто. Сэти убегает, убегает от нее, и Возлюбленная ощущает пустоту в той руке, где только что была рука Сэти. А сама Сэти бежит прямо в толпу за оградой, соединяется с ней и оставляет Возлюбленную одну. Одну. Снова одну. Потом появляется Денвер и тоже бежит. Прочь от нее — к толпе. И эти люди превращаются в холм. Состоящий из падающих черных людей. И над ними, поднимаясь со своего места с кнутом в руке, возвышается человек без кожи и смотрит. Смотрит на нее.

Он вернулся, точно совершая обратное движение по кругу. Сперва сарай, потом теплая кладовая, потом кухня, а вот и пес Мальчик, старый и слабый, весь в клочьях линяющей шерсти, спит у колодца. Увидев его, Поль Ди понимает, что Возлюбленная действительно ушла. Исчезла, как говорят некоторые, взорвалась прямо у них на глазах. Элла рассказывает не столь уверенно. «Может, и так, — говорит она, — а может, и нет. Может, она среди деревьев прячется, другого подходящего случая ждет». Но когда Поль Ди видит старую собаку, восемнадцать лет псу день в день, он уверен, что в доме номер 124 Возлюбленной нет. Однако открывает дверь в холодную кладовую с опаской, ожидая услышать знакомое: «Коснись меня. Погладь. Там, внутри. И назови меня по имени».