Александр Ноубл - Мальчик с флейтой

Но, как всегда, им не давало покоя просто распиравшее грудь любопытство: зачем пожаловала полиция? Чего им надо? Лично меня это не касается, я уверен, так что мне бояться нечего. Пожалуй, я погляжу и подвинусь-ка поближе, хотя я прекрасно понимаю, что это неосторожно и может обернуться против меня. Чего им надо? Интересно, чего им надо? Сидят себе спокойно в машине, но головы повернуты в нашу сторону. Чего они нас разглядывают?

Когда открывается дверца полицейской машины, это только начало, только занавес, поднимающийся в театре. Когда же начнется представление?

Вышел Маис Бол.

Что дальше? Чего он хочет? Знакомая фигура, они его давно изучили. Пышет здоровьем, силой и властью. Этот из тех, кого есть все причины опасаться. Его присутствие сыграло роль катализатора их собственного душевного волнения, добавило толпе возбуждения, превратив ее в стену, где каждый кирпич следил за полицейским зорким глазом.

Бол прекрасно знал, какое он производит впечатление, когда широким шагом направился прямо в ворота. Он был готов к чему угодно, ко всему. Они его ничем не могли удивить: не то, что он их. Они — это следствие предопределенного свыше порядка. У него не было к ним даже какой-то особой неприязни, Это же африканцы, от них никуда не денешься. Они были так же реальны и занимали такое же место в его жизни и сведениях о мире, как земля, солнце, небо, вода, пища, кровь, боль, неприятность и удовольствие, Они неизбежны. Они от бога, на отведенном им месте в списке его творений.

Он думал о них в собирательном значении в дневное время, как о довольной собой, отчаянной ватаге, но, когда заходило солнце, они становились проблемой и угрозой; звери в своей ненависти, в гневе и жестокости, люди в своем дружеском участии к себе подобным. Они были для него черной волной, грозящей обрушиться и затопить все на своем пути, смыть все другие жизни. Они были массой, напор которой ему предстояло сдерживать. Он думал о них в целом, ему и в голову не приходило различать в них индивидуальности.

Даже констебль Марамула, мало похожий на них сейчас, в машине, терял для него свою индивидуальность, когда снимал форму.

Толпа облегченно вздохнула, когда Бол остановился у мисок с вареными початками. Ха! Верзиле просто захотелось пожевать. За ним знали эту слабость, так же как и ту, другую, в греческой лавке.

Да! Этого человека они понимали. Они боялись его. Понимание принесло ненависть, не уважение. Им были известны его слабости, и, лишенные этих слабостей сами, они чувствовали себя при встрече увереннее, а большего в нем и понимать было нечего.

Бол стоял над двумя круглолицыми, полнощекими женщинами, которые, давно прогнав с лица улыбку, молча смотрели на него снизу вверх из-под цветастых платков, повязанных вокруг головы и закрывавших лоб, так что виднелись одни глаза. Длинные темно-синие в горошек передники придавали их полным фигурам благопристойность девятнадцатого зека.

Одна из них, переворошив всю миску, выбрала самый большой початок, оборвала листья и показала его Болу — солнечный, зернышко к зернышку, налитой початок последнего урожая.

Женщина нерешительно протянула его полицейскому.

— Сколько?

— Трипенс, инкоси [17] Инкоси (зулус.) — вождь, предводитель, форма почтительного обращения и приветствия. .

Он прибавил к монете в три пенса еще пенни и бросил все это в протянутые к нему ладони. Никто не сможет упрекнуть его в скупости. Он щедр.

Женщина приняла деньги и поблагодарила его.

Он повернулся, тут же надкусил початок и, двигая челюстями, пошел к машине. Толпа пришла в прежнее состояние, оцепенение спало. Теперь Бол станет набивать себе брюхо, а когда лев занят едой, он не убивает.

Оказалось, они плохо знают Бола. Лев не убивает для еды, но, если ему не спится, он может охотиться для развлечения.

Когда Бол дошел до машины, крупные белые зубы больше чем наполовину обглодали огромный початок. Он почувствовал себя немного лучше. Он стоял у дверцы и, не переставая жевать, обозревал толпу. Верзила в мятой куртке приближался к воротам со стороны города. Бол понятия не имел, что это чудовище и есть Молиф, известный гангстер, по кличке Динамит. Полицейского просто заинтересовало, как этот дюжий африканец двигался сквозь толпу, будто через пустое место. Бол собрался было остановить его, чтобы убедиться, действительно ли тот такой здоровяк или только разыгрывает из себя силача, но тут его внимание привлекла другая жертва — один из этих причудливо разодетых субъектов. Они у него поперек горла торчат, эти образованные, эти интеллигенты, эти политические проповедники. Он мог бы взять их всех за шиворот. Все их мотивы так же подозрительны, как и храбрость, с которой они здесь появляются. И тот малый, Тимоти, из этой же породы — тепличное растеньице, что Вреде и его дружки вырастили здесь, — результат, как Бол понимает, духовного брака между некоторыми белыми и черными. Он всегда учит Экстейна особо присматривать за «образованными кафрами». Он ему вечно говорит: «Пойми ты, парень, они бы открыто насмехались над нами, да смелости не хватает…»