Александр Ноубл - Мальчик с флейтой

Доктор Вреде поднялся, чтобы приветствовать своего протеже.

Юноша выступил из-за листвы, не отнимая флейты от губ. Потом он опустил ее, поклонился. Вреде протянул ему руку и жестом, который был бы признан его белыми друзьями совершенно неуместным, — африканца достаточно приветствовать словами — обменялся с ним крепким рукопожатием.

— Ну, Тимоти, рад снова видеть тебя. Садись, мальчик, и рассказывай все по порядку… — И он показал на перила.

Но его слова потонули в шуме, с каким Рози, все это время подслушивавшая у дверей, ворвалась на веранду.

— Ох, хозяин, ох, доктор, ох, хозяин! — без умолку тараторила она. — Ох, хозяин, ну не чудо ли он, наш мальчик? Подумать только, и это сын моей сестры!

— Ну ладно, ладно, Рози, а теперь ступай и принеси ему кофе.

— Прямо сюда, доктор? — Она не могла скрыть удивления. Веранда насквозь видна с улицы, и доктору не следовало вот таким манером принимать здесь и тем более угощать африканца, пусть даже это Тимоти.

— Да, Рози. Прямо сюда, я же сказал.

Она помялась и бросилась исполнять.

— Ну, мальчик, а пока, до кофе, пойдем-ка кое на что взглянем. — Доктор Вреде провел его в свой кабинет. Тимоти здесь еще никогда не был. — Ну вот, посмотри-ка!

В рамке черного дерева, дюймов шесть высотой, стоявшей у него на письменном столе, под щедрым горным пейзажем работы Тинуса де Йонга [13] Тинус де Йонг (род. в 1885 г.) — голландский пейзажист, офортист. , Тимоти увидел красиво наклеенную вырезку из газеты «Таймс».

— Вот и ты, Тимоти. Помнишь, ты мне прислал эту вырезку.

Тимоти узнал ее. Музыкальный критик из газеты «Таймс» особо отмечал флейтиста из трио Британского Содружества Наций. Речь шла о концерте трио в Вигмор-Холле.

Вреде ласково взглянул на юношу и приготовился слушать.

Все его три года в Лондоне — как музыкальная сказка «Петя и волк», безыскусная, выразительная и такая понятная. Почти. Доктор Вреде думал, что Тимоти совсем забудет про свою флейту, когда он принялся рассказывать про эскалаторы, смех, живую реакцию публики в Фестивал-Холле, про каскады разноцветных огней, отражающихся в воде под мостом Ватерлоо; и это его: «Послушайте, доктор, сэр, если б только у нас было все это, и то остальное — о сэр, доктор, — вот это было бы здорово!..»

Он прав. Было бы здорово. Дикая красота Африки как не отступила, так никогда и не отступит перед одними речами да набожными ахами и вздохами. Она нуждается в крови и готовности людской жить в вечном беспокойстве, во всей своей полуприрученной черно-белой обнаженной красе; в неистовом творении ночи и мятежном откровении дня; в губах, нежных, как атлас, и стальной хватке зубов. Какой это будет триумфальный день, когда юная Африка, восприняв опыт древних веков, предстанет во всей своей облагороженной самобытности!

Сухая длинная фигура доктора Вреде, да еще с вытянутыми ногами, производила неизгладимое впечатление. Даже примитивное деревенское существование — неприкрытая, непримиримая вражда между человеком и природой — не смогло ожесточить его. Он признавал, да, но ненавидел этот закон выживания сильного. Он был полностью беспомощен перед лицом вульгарности, каковой почитал всякую физическую и материальную агрессию.

Но он никогда не выказывал страха. Он хранил боль в себе и терпел, когда доводилось страдать.

— Что же, выходит, там вокруг мир сплошного совершенства, а? — Доктор, сидевший все это время с задумчиво-рассеянным видом, встряхнулся, будто отгоняя от себя нахлынувшие мысли.

— Совершенство? Сплошь вокруг? — на лице Тимоти появилась горькая улыбка. Но ему не хотелось обижать доктора, ведь он тоже белый.

— Что я могу сказать, сэр… Там лучше, только…

— У тебя там были какие-нибудь неприятности? Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Лично у меня — почти нет, но если брать Англию вообще, там тоже это случается… Вы знаете, доктор… — и Тимоти сделал неопределенный жест рукой в сторону города, — такого рода вещи.

— Часто?

— М-м-м, сэр… У некоторых моих друзей, моих друзей-африканцев из самых разных мест, из Нигерии и из Ганы, из Вест-Индии, друзей со всего мира, у некоторых из них были неприятности, но только иногда. Иногда в одном месте, иногда в другом. Но большей частью, сэр, все обходилось благополучно. Если не считать, что иногда, это хуже всего, в некоторых домах все комнаты оказывались занятыми, как только хозяйка видела у дверей черную физиономию… В таких случаях, да, мои друзья впадали в гнев, и, когда мы собирались у себя, их голоса гремели. Но лично у меня не было неприятностей. — Ему не хотелось расстраивать доктора. — Я помню это, потому что знаю: мои друзья этого не забудут.