Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

Потом услышал звук: что-то приглушенно звякнуло. Словно ударилось. Резко обернувшись, увидел, что Бен бросил фото в рамке на ковер и теперь сидел в кресле, подавшись вперед, и кулаками молотил себя по голове. И, поверьте мне, бил крепко.

— Бен! Эй! Не делай этого! Перестань! — он, однако, не переставал. — Слышишь! Не бей себя!

Только с тем же успехом я мог уговаривать фотокарточку или ковер. Я попытался схватить брата за руки. Но он все равно продолжал бить себя, подтягивая меня поближе при каждом ударе. Попросту тащил меня. Потом мне показалось, что Бену надоело сдерживаться, потому что он с силой, обеими руками сразу, толкнул меня, и я плюхнулся копчиком на ковер.

И тут началась моя вспышка гнева.

Стыдно признаваться в том, что последовало дальше, но мне все надоело, я был унижен и взбудоражен. Вот и принялся орать на маму.

— Ты зачем оставила меня с этим? — завопил я. — Мне не справиться с этим! Я не умею! Не знаю, как у тебя хватало терпения делать это столько лет, но я не могу! Тебе стоило бы оставить мне хоть какие-то инструкции или что-то в этом духе! — я умолк и вслушался в звуки ударов костяшек кулака по черепу. — Я не знаю, как ему помочь! Я для него не помощник! Это нечестно по отношению ко мне! Это нечестно по отношению к любому из нас!

Потом я принялся плакать.

Несколько секунд я тихо плакал, пока не понял, что в комнате стало тихо, если не считать моих редких всхлипов.

Чуть позже я почувствовал прикосновение к своей спине.

— Что это ты плачешь, братишка? — спросил он, усаживаясь рядом на ковер и охватывая своей длинной рукой меня за плечи.

— Я тоже тоскую по ней, понимаешь. Думаешь, я не скучаю по маме?

Молчание, он раздумывал над моими словами. Я ждал, что он скажет, это сложный вопрос.

— Но ты никогда ее не видел.

Я хотел возразить: «Совсем не никогда. Всего шесть лет», — но потом сообразил, что для Бена шесть лет были вечностью.

— Зато я всегда представлял, что вижу.

— Мне не нравится, когда ты плачешь.

— Да-а? Ну так мне не нравится, когда ты себя бьешь по голове. Я не могу с этим справиться. Совсем. Как ты можешь делать себе так больно? Видеть не могу. Это должно быть чертовски больно. У тебя разве голова сейчас не болит?

— Вроде бы.

— Тебе нельзя устраивать себе такую головную боль.

— Наверно.

— Аспирин хочешь?

— Нет. Не люблю таблетки.

— У меня такое чувство, что тебя надо отвезти к врачу. Убедиться, что у тебя нет сотрясения мозга.

Рука исчезла с моих плеч.

— Мне не нравится ходить к врачу.

— Безразлично, что тебе нравится, Бен. Иногда приходится делать то, что нам не нравится.

Бог знает.

— Но мне не нравится делать то, что мне не нравится.

Я рассмеялся, сам того не желая.

— Никому не нравится, приятель.

— Пожалуйста, а? Я себя прекрасно чувствую.

— Договоримся так. На этот раз буду считать, что сотрясения у тебя нет. Но только на этот раз. Зато, если ты еще раз станешь бить себя по голове, мы пойдем к врачу.

— Ладно. Тогда не буду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Бен встал на ноги. Я остался сидеть, будто прирос к ковру. Очень скоро услышал мультик. Звук на всю мощь. «Хитрый койот и Дорожный бегун».

Вздохнув, я поднялся с пола. Подобрал с ковра фото мамы и папы.

— Я поставлю его обратно. Не возражаешь? — но я спросил как раз тогда, когда койот бежал по краю утеса, осторожно ощупывая воздух одной лапой, потом махнул на прощанье и упал.

Веселый, от всей души смех Бена. Я понял, что лучше не пытаться завладеть его вниманием.

Я отнес фотографию обратно в гостиную, поставил на полку. Я смотрел на маму и словно понимал, что бы она сказала мне, если бы была здесь: «Видишь? Ты же соображаешь».

— Нечестно, — произнес я вслух. — Нечестно, что мне приходится соображать. Тем более все самому.

«Расскажи мне все об этом», — попросила она.

Во всяком случае, так прозвучало в моей голове.

На следующее утро я проснулся рано. Четверть седьмого. Пробовать уснуть опять было без толку. Бен все равно разбудил бы меня через несколько минут.

Я лежал в свете ночника, стараясь решить, нужно ли мне ехать сегодня в пекарню. Говорить честно, я был слегка напуган напором Назира. Не то чтобы очень сильно. Но в моем изможденном состоянии… Я закрыл глаза и мысленно ощупал дыру внутри себя. Сказывалась нехватка ресурсов, недостаток сопротивления. По причинам, в которых я и сам не мог разобраться, мне не хотелось ехать к Назиру. По крайней мере не в то самое утро.