Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

— Нет никакой проблемы. Я приеду и заберу его.

Я перекинул ноги через край кровати. Поискал глазами тапочки. Потом дошло: понадобится не день и не два, чтобы собрать все бумаги. И что Бен, он в Канзасе, а не внизу в вестибюле.

— Бена в Нью-Йорк? Ничего себе перемещеньице! Хотелось бы взглянуть.

— Уверяю вас, ему будет лучше, чем там, где он сейчас находится.

— Просто я рад, что сопровождать его будете вы, а не я. Вот и все, о чем мне следовало вас уведомить.

Женщина за столиком регистратуры в больнице штата ни с того ни с сего разговорилась со мной. Что было странно. Прежде она такого не допускала. Возможно, сказалось изменение моего положения. Я не был больше близким родственником одного из психов, которых она помогала держать взаперти. Мой близкий родственник оказался далеко не опасен. И, кроме того, он был официально отпущен на волю. Мы просто ожидали, когда его приведут.

— Вы, значит, летите отсюда?

— Нет! — воскликнул я. Словно она спросила меня, не собираюсь ли я прыгнуть с высокого здания или через огненный обруч.

— Я вас не виню. Нынче никто летать не хочет. Моя подруга в Л-А села на самолет. Человек она беспечный. Говорит, что в аэропортах наблюдение ведется, как ни в каком другом месте, так что они безопаснее, чем большинство другого. Но знаете, что она мне сказала? Там, в аэропорту Л-А, военные, солдаты в форме. Стоят на пропускных пунктах с «АК-47» в руках. Как на какой-нибудь видеоигре в войнушку. Я бы от страха не знала, куда деваться. Так как бы сюда добрались?

— Я езжу на старой маминой машине. Понятия не имею, сколько она уже миль набегала, но я отвез ее на техосмотр и сервис, и, похоже, все в порядке. Если честно, мысль опять проехаться по всему этому пути противна. Я всего несколько дней, как вернулся домой. Но не собираюсь испытывать судьбу и сажать Бена в самолет. В голову сразу лезут с десяток всяких причин, которые способны напугать его до смерти. А кроме того, я даже не знаю, есть ли у него какое-нибудь удостоверение личности с фотографией.

— Ооох. Об этом-то я и не подумала.

Большая дверь загудела, потом приоткрылась. Появился Бен в сопровождении санитара из психотделения, которого я никогда прежде не видел.

— Привет, братишка, — сказал я.

В своей обычной манере Бен поднял голову, чтобы взглянуть на меня, но взгляд его ушел на милю в сторону.

— Ты пришел забрать меня домой?

Вот так. Я больше двух суток провел в дороге, с неприязнью представляя себе этот самый момент.

Теперь нужно было рассказать ему, что единственный дом, который он помнит как свое жилище, продается. Что всех принадлежавших ему вещей уже нет. Потому как я позволил их продать или выбросить. Мне надо будет рассказать ему, что он переедет на новое место и больше уже никогда не увидит города, в котором прожил всю свою жизнь. Что все, к чему он когда-либо привык, ушло. Что каждый час его жизни отныне и впредь окажется ему незнакомым. Единственным смягчающим для меня фактором была надежда, что все это окажется лучше нынешнего его существования. Тем не менее все это грозит обернуться одним чертовски страшным приступом гнева.

Мне вспомнилось, как Мичелевски радовался, что сопровождать Бена выпадет не ему. На какую-то долю секунды я пожалел, что я не Ник Мичелевски.

— Тут такое дело, брат. И да и нет. Я приехал, чтобы забрать тебя отсюда. Но поедем мы не в тот дом, что тебе знаком. Мы поедем ко мне домой. Он будет новым домом для тебя.

Потом я ждал, что будет.

— Ты будешь там, дружище?

— Ну да. Обязательно.

— Вот и прекрасно, — сказал Бен. — Поехали.

Мы ехали по 35-му шоссе к Канзас-Сити. Собираясь перебраться на 70-е и попасть в Миссури. Другими словами, уже какое-то время мы были в дороге.

Бен хранил молчание. Полное молчание. Только смотрел в окошко, но не пустым взглядом. Смотрел по-настоящему. В любую сторону, где было на что посмотреть.

Наконец он произнес:

— Я и не знал, что это все тут.

— Что — мир?

— Все это.

Он еще оглядывался по сторонам. С пару миль.

— Приятно на это сейчас посмотреть?

— Это прекрасно.

— Ты, похоже, изменился.

Бен посмотрел в мою сторону. Взгляд его гулял где-то возле приборов на панели.

— Изменился — как?

— Похоже, стал тихим.

— В больнице слишком шумно было. Мне это нестерпимо. Мне нравится, когда тихо.

Потом он опять принялся смотреть в окошко.

Бен уснул где-то в Миссури. Проспал почти всю дорогу до Кентукки. Я нарочно сделал крюк на юг, потому как севернее лежал снег и местами было скользко.