Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

И опять эта люстра с ее, точно слезы, прозрачными подвесками, и зеленые шелковые шторы, и птицы из мейсенского фарфора, и прохладный воздух, и стакан в руке. Вот во что обратилось время, что протекло с тридцать третьего года до этой минуты. Хорошую дорогу ты выбрал. Чичо тебе это только что доказал. А все остальные были пустыми мечтателями, дерьмом.

Когда Эрнестина Гираль вошла в комнату, Габриэль Седрон опять был в ладу с миром.

— Обед на столе, дружок, можешь спускаться.

— А я не успею быстренько принять душ?

— Обед остынет. Он уже на столе. Примешь душ вечером.

Эрнестина вынула из шкафа голубой толковый халат и домашние туфли из коричневой кожи. Поставив недопитый стакан на ночной столик, Седрон поднялся. Эрнестина ждала его, держа халат наготове; вот она вся тут: кости, плохая кожа, ипохондрия, счета из «Эль-Энканто», некрофобия, банальные притязания. Телефонный звонок помешал ему надеть халат; он поднял трубку. Выслушал, потом нажал кнопку переключателя и набрал на диске цифру два. «Это девочке», — сказал он Эрнестине, облачаясь в голубой халат.

Мария дель Кармен покрывала ногти перламутровым лаком, когда услышала телефонный звонок. Она сидела на постели, откинувшись на пухлую подушку; вокруг головы тюрбаном было повязано белое полотенце; она только что приняла дуга и вымыла голову и потому была еще в бледно-розовой нейлоновой пижаме, сквозь которую чуть просвечивали темные упругие соски… Мария дель Кармен подняла трубку. Звонил Тони.

— Как ты, дорогая? — спросил Тони.

— Очень хорошо, ничуть не хуже, чем когда мы с тобой расстались, а это было совсем недавно.

— Я звоню, чтобы договориться о времени: значит, в шесть я захожу за тобой.

— Пока мы доедем до Варадеро, уже стемнеет.

— Ничего, поедем прямо к Санчесам, наверняка они сегодня что-нибудь устраивают.

— Когда начинается сезон, у них всегда очень милые вечера.

— Они такие шикарные. Так, значит, в шесть?

— Ладно, к этому времени я буду готова.

Она положила трубку осторожно, чтобы не смазать свежий лак на ногтях. И, вернувшись в прежнее положение, опять принялась покрывать ногти медленными густыми мазками.

Утро удалось. Она была в Билтмор-клубе, все время с Тони, и, выпив немного, пришла в хорошее настроение. Позже к ним присоединились Ана с Маргаритой, и они все вместе купались в бассейне, солнце было нежаркое. Потом женщины долго сидели перед зеркалом в туалетной комнате, разговаривая о предстоящей свадьбе: что уже готово и чего еще не хватает. Тони пригласил их всех пообедать в три часа, но Мария дель Кармен не пошла — ей хотелось отдохнуть дома перед тем, как ехать на Варадеро.

До свадьбы оставалось два месяца, но она толком не представляла, что получится из их брака. Ей приходилось слышать шуточки насчет супружеских пар, у которых не все благополучно, и разговоры, в которых брак представал вообще чем-то неприглядным. Но ведь она-то выходит замуж за Тони, такого милого, с такой спортивной фигурой, у них будет свой дом, где она будет ходить в воздушных халатиках бледных тонов и повиноваться Тони и целовать его, когда он будет возвращаться со службы. И это ей правилось; по субботам и воскресеньям они будут проводить время в Билтмор-клубе вместе с другими молодоженами, в будние дни, по вечерам, ходить к друзьям на коктейли, а на лето уезжать за границу, потому что во время путешествий отдыхаешь. Она ничего не имела против этого и не понимала, как кто-нибудь может быть против брака. Разве только тот, кто вообще против всего на свете, вроде этого несчастного, желчного, заблудившегося в лабиринте Луиса, который однажды ее искушал. Но теперь она вновь обрела здравый смысл и ненавидит неврастеников.

Эрнестина Гираль открыла дверь: «Мария, спускайся вниз обедать. Отец ждет тебя».

В редакции царил порядок. Аккуратно выровненная стопка конвертов; в стеклянных баночках — металлический ворох скрепок; пустые корзины для бумаг; ровный ряд заточенных карандашей, вычищенные точилки, ножницы и нож для разрезания бумаг — параллельно бронзовому чернильному прибору; пишущие машинки под чехлами, запертые ящики архива. Даскаль был один. Откинувшись в кресле, он в последний раз изучал потолок, выложенный звукопоглощающей плиткой, внимательно всматриваясь в жесткий материал, из которого она сделана.

У него на столе лежало письмо от Густаво Дуарте, где говорилось: «Мы решили отказаться от ваших услуг» — вслед за софизмами, которыми пытались оправдать это решение. Несомненно, стоял за этим Алехандро. Ну что ж. На его месте он поступил бы точно так же.