Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

Мария дель Кармен Седрон подле Тони Сильвы принимала поздравления по поводу помолвки и отвечала на расспросы о здоровье своего знаменитого отца. «Очень хорошо, он уже дома. Нет, дня мы еще не назначили». Шепнув что-то на ухо Марии дель Кармен, Тони отошел от нее. Даскаль воспользовался случаем.

— Вот так чудо! — воскликнула Мария дель Кармен.

— Какое ты имеешь в виду? Их два: первое, что я в этом доме. А второе, что я подошел поздороваться с тобой.

— Просто я удивилась, когда так неожиданно увидела тебя.

— Я прочитал в газетах сообщение и хотел тебя поздравить.

— Спасибо, — сказала она, чуть сморщив носик в банальной, но у нее очень милой гримасе.

— Тони Сильва — пловец, так ведь?

— Гребец. Только все, о чем ты думаешь, к нему не имеет никакого отношения. Он из очень порядочной семьи. И он — настоящий мужчина.

— А что я Думаю?

— Не знаю, наверное, что он пустышка, как другие.

— Ничего я не думаю. Я вообще потерял способность думать. И потом, действительность у нас, на Кубе, превосходит любое воображение.

— Хорошо, что есть ты, уж ты-то спасешь Кубу.

— Не надо смеяться.

— Я вовсе не смеюсь, — сказала Мария дель Кармен все так же насмешливо. — Хорошо, когда знаешь, что есть такой беспристрастный судья, как ты.

— Я никого не сужу. Но дайте мне хотя бы право на ясность в мыслях, если уж они иногда у меня появляются. И тебе бы не мешало сохранять ясную голову.

— Яснее, чем сейчас, она никогда не была.

— Но это не оттого, что ты становишься женой Тони Сильвы.

— Тебе надо срочно сходить к психиатру.

— Может, и так.

— Я в этом уверена. Что плохого в том, если я стану женой Тони Сильвы?

— Ничего, если не считать, что при этом теряешь ясность мысли. Но это неважно: чтобы подписывать чеки, думать не нужно.

— Вот подожди, я тебя с ним познакомлю, и все твои теории мигом разлетятся.

— Нет, спасибо. Мой сегодняшний лимит на неприятное исчерпан. Но я рад был узнать, что ты хоть сама себя убедила.

Даскаль быстро пошел прочь, словно желая скорей положить конец этому разговору. Когда он проходил мимо фонтана, с ним поздоровался Тапке Ордоньес.

— Послушай, старина. Что за чепуха!

— Ты о чем? — спросил Даскаль.

— Да об этом вечере. Старик хочет, чтобы все было как положено, а развлечься негде.

— Какой старик?

— Ну, Уинстон Мендоса. Мы отсюда сматываемся. Пойдем с нами?

Даскаль согласился. Они подошли к машинам. Субиарре, Джонни и Сапо уже были там. Качарро немного задержался, он слушал, как «Чавалес» пели «Feuilles mortes» [91] Опавшие листья (франц.) . . Они сели в «меркурий». «Куда поедем? — К Ла Приете. — Нет, это очень далеко. Поехали в «Сан-Суси». — А получше ничего нельзя придумать? — К Ла Приете, ребята, к Ла Приете. По крайней мере не пожалеем».

Решили ехать к Ла Приете. Окна были уже темными. День видался без клиентов. И Ла Приета рано отправила девочек спать. Молодые люди колотили в дверь до тех пор, пока Амарилис, худой мулат, всегда носивший пестрые рубашки, не открыл им. Они оттолкнули его и вошли; Амарилис запротестовал: «Все уже спят. Ребята! Ну что же это такое!» Танке закричал: «Прииееетааа!» Джонни на полную громкость включил радио. Качарро схватил тяжелый торшер и принялся выжимать его, словно гирю. Сапо следил за ним и поправлял: «Плохо, сгибаешь колени в рывке. А теперь горбишься в жиме».

Кутаясь в домашний халат, вышла Ла Приета, Танке попросил ее разбудить девочек, но Ла Приета, энергично завязывая пояс халата, посоветовала им всем убираться. Субиарре открыл на кухне холодильник и налил себе стакан молока. Ла Приета крикнула, чтобы он вышел из кухни, но тот ответил, что от вина у него всегда изжога.

Качарро продолжал выжимать торшер, и Амарилис сел, чтобы не торопясь, спокойно понаблюдать, какой оборот примут события. Вдруг раздался крик. В зал вошла одна из девушек, с растрепанными волосами: Субиарре залез к ней в постель и грубо разбудил ее. «Амарилис, позвони в полицию!» — сказала Ла Приета. Но Амарилис не двинулся с места, и Ла Приета сама взялась за телефон. «Вот те на!» — сказал Амарилис. А Качарро заметил, что, пожалуй, лучше уйти, потому что дело принимает дурной оборот. Стоя в дверях, Ла Приета крикнула им: «Убирайтесь к чертям!»

Они опять влезли в «меркурий», но на этот раз решили ехать в кафе на пляж. «Мы здорово набрались», — сказал Джонни. Танке возразил: «Ну и что?»

Из всех кафе на пляже неслась пронзительная музыка, наполняя все вокруг гнусавыми голосами и пассажами флейт. По тротуару катился поток возбужденных людей, и каждый словно нарочно хотел затеряться в безымянной толпе. Треск выстрелов в тире. Прилавки, уставленные бутылками с пивом. Пышнотелые мулатки в облегающих платьях прохаживались вместе с мулатами в узких брючках и шляпах с узкими полями, из-за яркой ленты которых торчало перышко, мулатки чмокали губами в такт механической музыке виктрол.