Ночная прохлада навевала мирные мысли. Кико снова взглянул на темное небо. Теперь он увидел луну: окруженная свитой звезд, она висела там, над Монкадой. Через несколько минут Кико уже открывал дверь своего дома.
Они вошли в маленькую комнату, освещенную дрожащим пламенем свечи. На диване, в прозрачной тонкой блузе, обхватив голые колени руками, спала женщина.
Очнулся он на стуле, все еще голый и мокрый. Спина приклеилась к кожаной спинке, руки в наручниках отведены назад. Его тело, словно под влиянием наркоза, утратило чувствительность. Сознание было затуманено, боли он не ощущал.
Левую ногу что-то давило, он с трудом опустил взгляд и увидел что-то красное. И у солдата в руках тоже что-то красное. Мой ноготь. Вот почему так болит нога. Хоть бы поскорей убили. Он хотел крикнуть им что-нибудь оскорбительное, но голоса не было. Хоть бы умереть:
Он почему-то увидел мать на кухне. Булькали кастрюли на плите, шипело сливочное масло. Было или слишком раннее утро, или уже сумерки. Темно.
Когда его схватили? Сегодня вечером? Нет, должно быть, уже прошла неделя или десять дней. Раньше по воскресеньям он играл в мяч, целовал девушек. Он не знал, где находится. Впрочем, вспомнил: в казарме. Где-то играет музыка. Они вырвали еще один ноготь. О чем думает человек, когда умирает? Должно быть, ужасен вид мертвеца без ногтей на ногах.
— Да. Это был он в мастерской у Кико. И я его не взял. Думал, дерьмо… А ну, говори! Кто входит в твою группу? Кто у вас командир? Откуда брали динамит? Продолжайте, сержант, продолжайте!
Его потрясли. Но голоса опять слились в один далекий, глухой голос. И все вокруг закачалось, как листья пальмы.
Опять один голос. Ему снимают наручники. Руки висят как плети. Его ставят на ноги. Опять хлещут по спине, он вздрагивает, но боли не чувствует.
— Беги, беги, негодяй. Ты у нас еще побегаешь.
Прекрасные глаза девушки, его невесты, она закрывала их, когда он ее целовал… Но вот его ноги погружаются в какое-то черное болото. Все вокруг черно.
Кико взял жену за плечи и поставил на ноги, стараясь заслонить фигуру незнакомца, стоявшего лицом к стене, где плясала его длинная тень.
— Наконец ты пришел, — сонно пробормотала женщина.
Не отвечая, Кико отвел жену в спальню. Посадив ее на постель, достал из шкафчика свечку и блюдце. Зажег. Женщина, зевая, протирала глаза.
— Кико, милый, — жалобно сказала она. — Почему ты так долго? Почему не пришла мама?
— Придет завтра, — ответил он, ставя свечку на шкафчик.
Эмилия в недоумении озиралась.
— Но… я же была на диване в комнате! Теперь здесь… Как я сюда попала?
Он медленно снял пиджак и бросил его на кровать. Устало посмотрел на жену.
— Это я тебя привел, — объяснил он раздраженно. — Ты заставила меня краснеть…
Она удивленно уставилась на него.
— Краснеть?
— Да. Я пришел с другом, а ты лежишь почти голая.
— Я была в халате, но…
Она испуганно схватилась за горло.
— Ты говоришь друг? И он меня видел?
— Конечно, видел.
Женщина запахнула на груди блузу, поправила поднявшиеся рукава и обняла себя за плечи. На ее коже цвета кофе с молоком дрожали тени.
— Ох, пресвятая дева! Ну и манеры! В такое время приглашать в гости, не предупредив меня! Надо было попросить его подождать и войти одному. Я должна извиниться перед ним… Пусть знает, что я порядочная женщина, а не какая-нибудь… А кто он? Я знаю его? — затараторила Эмилия, совсем проснувшись.
— Завтра познакомишься.
— Ну, нет! Я не лягу, пока не увижу его. Он должен знать, что я…
Портной резко оборвал ее:
— Я сказал, завтра, значит, завтра, Эмилия!
Ее вдруг словно осенило:
— А почему он будет ночевать у нас? — подозрительно спросила она.
— Потом все узнаешь, милая. Ложись, а я на минутку выйду сказать ему, чтобы он располагался на диване.
Женщина поджала губы.
— Я должна его увидеть сегодня!
Пламя свечи колебалось от легкого ветерка, проникавшего с улицы сквозь щели в наружной стене.
Сжав челюсти и побледнев от досады, Кико шагнул к жене. Но сдержал себя.
— Хорошо, только тише, ради бога! Надеюсь, что-нибудь и выйдет.
— А кто он, этот твой друг? — шептала она, торопясь к шкафу.
Портной медленно шел за ней. Рубашка выбилась у него из-за пояса, и он неловко заправлял ее одной рукой, вытирая другой вспотевшую шею.
— Он революционер. Подобрал меня на улице, приняв за своего… — в его голосе звучала гордость. — Принял за своего.
Женщина торопливо натягивала платье. Ее глаза возбужденно блестели.
Читать дальше