Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

«Здесь!»

Теперь все правильно. Сошел на мостовую. Еще немного пройти… Но почему так бьется сердце? Он нащупал бомбу под пиджаком.

— Вы куда?

Он резко обернулся. Совсем близко зеленое пятно полицейской машины.

— Попался… — слетело с его губ невольно. — Конец…

Вдруг все вокруг осветилось голубоватым светом, и ему показалось, что этот свет излучает он сам. Из машины, наведя на него автомат, вылезал полицейский. Хриплый голос снова спросил:

— Куда вы идете?

Он машинально ответил:

— Домой…

Раздался взрыв пьяного смеха. Внутри машины кто-то провизжал, подражая женскому голосу:

— Ох! Домой!

— Он идет домой! Какой славный мальчик!

— Иди садись с нами. Подвезем.

Он молчал, охваченный отвращением.

Из машины вылез еще один в форме. Он приближался, растопырив руки, желтая рубаха была расстегнута на толстом животе бочонком. Обдав юношу винным перегаром, полицейский начал обыск.

— Браво! Смотрите!

Как трофеем взмахнув бомбой, он показал ее тем, кто был в машине. В свете фар бомба засеребрилась. Солдат с автоматом, размахнувшись, ударил Карлоса по щеке. Юноша качнулся, но устоял.

Из машины вылез маленький седой сержант. Глаза, бешеные от злобы, фуражка сбилась на затылок. Низко отведя руку со сжатым кулаком, он точно камнем нанес Карлосу удар в челюсть. Соленая кровь залила рот.

— Откуда у тебя это?

Карлос молчал, стоя между ними. Они вызывали лишь отвращение. Сержант крепко схватил его за руку.

— Заговоришь! — убежденно и угрожающе заверил он. — Еще как заговоришь!

Сидевший за рулем человек в синей форме высунулся из машины.

— А может, сержант, не стоит с ним время терять на разговоры? — крикнул он.

— Может быть… — протянул сержант. Но передумал: — Наденьте ему наручники — и в машину!

Металл наручников больно врезался в запястья.

Карлоса втолкнули на заднее сиденье, между толстяком и солдатом, который держал автомат. Сержант сел рядом с шофером в синей форме. Дверцы захлопнулись, урчание мотора перешло в рев, и машина свернула в переулок. Опустив скованные руки между колен, юноша сжался, стараясь не касаться людей в желтой форме.

Удивительно, голова была ясной, страх пропал. Но больше всего его поражала необычайная ясность чувств. Он все видел, слышал и ощущал с небывалой остротой: резкий запах спирта, перебивавший запах бензина, соленый вкус крови во рту, мурашки на теле, когда касался желтых рубашек. И в то же время ему казалось, что все это происходит не с ним, что он словно зритель в театре, не он вовсе угодил в руки полиции, а просто из партера наблюдает за происходящим на сцене.

Сквозь гул мотора он услышал голос сержанта, кричавшего в микрофон передатчика:

— Капитан, мы задержали одного с бомбой! Везти его или оставить здесь?

Щелкнул переключатель, и сидевшие в машине услышали громкий, повелительный голос:

— Везите его! Везите!

Солдат, сидевший слева, повернул свое лицо к Карлосу. Юноша увидел сверкнувшие в темноте зубы:

— Ты выиграл в лотерею!

Сержант и полицейский за рулем рассмеялись. Толстяк повернулся к нему и, брызнув слюной, прошипел:

— Засыпался!

И вдруг страх словно хлыстом ожег Карлоса. Ему всего восемнадцать лет! Сердце сжалось.

«Если бы я мог умереть. Умереть здесь, сейчас!»

Его лицо и тело покрылись холодным потом.

Гильермо Эспиноса сидел в темноте — свет горел только в столовой. Он курил, откинув голову на спинку кресла. Час тому назад входная дверь захлопнулась за сыном. И его почему-то пугала поспешность, с какой Карлос вышел из дому.

Глубоко затянувшись, старик качнулся в кресле. Потом затянулся снова, выпустил дым, который окутал его лицо.

— Мой сын… — прошептал он тихо. В его голосе звучали гордость и грусть. — Мой сын…

Он устало прикрыл веки. Маленький, толстый, почти квадратный, с короткими волосатыми руками, с редкими прядями на круглом черепе и постоянной усталостью в глазах. Подвижный, но была в его жестах какая-то натужность затрудненность, словно работала плохо отлаженная машина.

В его мозгу роились тысячи мыслей, но все их можно было свести к одной: «Когда-нибудь, в такую же ночь убьют моего сына. Убьют обязательно. Убьют моего сына!.. Сын с головой ушел в революцию. Если бы я только мог уехать за границу и увезти его из этого ада! В любую страну, туда, где Куба была бы лишь воспоминанием. Но как? Как уехать? Я готов даже вплавь…»

— Но он все равно останется! — громко сказал Гильермо. — Останется!..