Все было бы уже на мази, если бы в дело не вмешались отец Бруно и патер Литкеи. Им-то уж совсем не по душе был план, согласно которому в Кечкемете должен был разместиться турецкий правитель,
пусть даже один-единственный чаус. Да еще по просьбе самого города!
– Не пристало стаду Христову заигрывать с аллахом.
Неверного слугу один хозяин прогонит, а другой откажется взять к себе. Будьте настороже, богобоязненные жители
Кечкемета!
Попы грозили, проклинали, произносили подстрекательные речи против нового бургомистра: он-де на руку туркам играет, хочет выдать неверным город святого епископа Миклоша, продать нехристям невинных дев наших, он задумал лишить нас духовной благодати...
А ведь сердце венгра – что сухой порох: от всякой искры загорается! Число врагов бургомистра росло. На следующее воскресенье, после обедни, перед ратушей беспокойными кучками стал собираться народ. Недовольные угрожающе размахивали руками и кричали:
– Долой бургомистра! Долой сенаторов!
В особенности раздражены были католики. Лютеране, чьи предки около века назад переселились сюда из Чехии, и кальвинисты из Толны, жившие обособленной группкой на
Иладбищенсной улице, может быть, даже чуточку симпатизировали туркам за их дружбу с протестантскими князьями Трансильвании. Для протестантов и тюрбан и таира были одинаково иноземным головным убором.
Поросноки и Агоштон прибежали к бургомистру встревоженные:
– Беда! Народ волнуется. Разве вы не слышите, ваша милость?
– Слышу, как же, – равнодушным голосом отвечал тот.
– Quid tunc27? Может, откажемся от нашего плана?
Мишка насмешливо поглядел им в глаза.
– Разве план стал хуже от того, что он не нравится настоятелю монастыря?
27 А теперь что же? ( лат .)
– Нет, – согласился Поросноки, – но нужно помнить и другое. За две недели два попа с их влиянием на верующих так взбудоражат людей, что те с косами да топорами на нас пойдут!
– Кто, по-вашему, будет думать о судьбе Кечкемета: мы или улица? Я считаю, что – мы! Все будет так, как мы с вами прикажем.
Молодой бургомистр произнес эти слова с такой твердой решимостью, что они пришлись по душе Поросноки, который и сам был человеком с железным характером.
Однако Криштоф Агоштон решил уколоть Мишку:
– Упрямство – не всегда самый умный выход из положения, господин бургомистр! Беда пришла, и надо что-то предпринять, пока мы еще в силах.
– А мы и предпримем. Через полчаса вы, сударь, сядете на коня...
– Я?
– Да. И поедете с секретным поручением по очень важному делу.
– Куда?
– Садитесь, почтенные господа. Но только – рты на замок! Всякого, кто разгласит то, что я вам сейчас сообщу, отдам под суд...
– Говорит, как диктатор, – проворчал болезненный Залади.
После такого вступления сенаторы один за другим прошмыгнули в зал для заседаний, бледные и растерянные.
На лицах кое-кого из них нетрудно было прочесть страх.
– Слушаем! Говорите!
– Господин Агоштон отправится сейчас к куруцам, а именно – в отряд Иштвана Чуды.
– К этому вору? Вот уж когда покажу я ему, пусть он только мне на глаза попадется!
– Обижать Чуду не надо. Вы лучше по-дружески пожмите руки и договоритесь с ним, за какую сумму он согласился бы еще раз похитить и отца игумена, и отца
Литкеи. Только немедленно! Пока мы вполне можем обойтись без этих двоих...
Сидевшие с серьезным видом отцы города заулыбались, лица их оживились. А Поросноки весело хлопнул себя ладонью по лбу:
– Мне такое и в голову не пришло бы! Правильно! И
ведь как умно. Вы, ваша милость, – прирожденный дипломат!
– Нужда часто бывает лучшим наставником, чем опыт.
На попов у нас нет управы. Мы не можем ни арестовать их, ни запретить им проповедовать. Остается одно средство –
Иштван Чуда!
– Сколько я могу пообещать куруцам? – спросил довольный Агоштон, направляясь к выходу.
– Возьмется он и по дешевке. У него сейчас все равно нет никакой работы. Да и дельце это по его части. . Пообещайте ему половину того, что он попросит.
Через полчаса гнедая кобылица Агоштона, поднимая пыль, мчалась во весь опор по Цегледской дороге, а через два дня, ввечеру, по той же самой дороге уже шагали связанные монахи в сопровождении куруцев Чуды...
Секретная миссия Криштофа Агоштона оказалась настолько успешной, что он с удовольствием вспоминал о ней до последнего своего дня, даже будучи уже глубоким старцем. И с каждым разом описывал ее все романтичнее и все красочнее:
Читать дальше